Николай Таратухин - С гитарой по жизни

Как я познакомился со своей будущей женой? Чаще всего люди находят свою пару по месту работы. Я не был исключением. За время моего отсутствия (отпуск) на конвейере появилась новая сборщица. Подошел. Проверил знание техпроцесса. Поговорили. «Довольно симпатичная и умная», — отметил я про себя. Два раза в смену конвейеры останавливались, и все работницы уходили на 10-минутный технологический перерыв. Некоторые прогуливались по центральному проходу цеха. Там я и присмотрелся лучше к этой девушке. Рост и комплекция ее соответствовали моему идеалу. С Людмилой у меня ничего не получалось, и я не прекращал свои поиски.

На новую работницу я обратил пристальное внимание и стал подходить к ее рабочему месту не только для проверки техпроцесса. Я выяснил, что она не «кубанского роду», родилась в Смоленской области. Учится заочно в Институте культуры на первом курсе. Вспоминая печальный опыт своего шефа Станислава Ростиславовича, женившегося на молодой казачке, я узнал, сколько лет Зое, так звали девушку. Оказалось, что не очень мало, но и не очень много. Ей было двадцать четыре года. «Десять с половиной лет разницы, — подумал я, — не слишком ли многовато»? Решил притормозить, но было поздно.

Каждый раз, проходя мимо конвейера, я невольно смотрел в ее сторону. Иногда наши взгляды встречались, и тогда у меня возникало непреодолимое желание заговорить с ней о любви. Судьба мне шептала слова мистера Икс: «Будь смелей, акробат!». Но повторения драмы, подобной той, которая случилась у меня при встречах с Ларисой, я не хотел. Вспоминая слова из кинофильма «Дело было в Пеньково», о том, что «от людей на деревне не спрятаться» — я шел на разные ухищрения чтобы пообщаться с Зоей, но при этом не вызывать подозрения у работающих рядом. У ее рабочего места я останавливался на минуту, не более и переходил к другим рабочим местам. Но за это время я успевал взглядом передать ей информацию о своем неравнодушии и одновременно прочитать в ее глазах поощрение моей настойчивости. Она мне начинала нравиться все больше и больше.

Однажды я не увидел ее на рабочем месте. Забеспокоился. У мастера конвейера узнал, что у нее началась сессия и она в учебном отпуске. Стало как-то тоскливо, и я написал ей письмо на домашний адрес, узнать который не составляло никакого труда. Потом, спустя годы, она показала мне это письмо (сохранила на память). Я удивился: как можно писать такие откровения? Чего только в этом письме не было! И то, что ее пустое рабочее место наводит на меня тоску, и то, что я от тоски по ней могу умереть, а ее имя я шепчу, засыпая и просыпаясь, и, самое интересное, я дарил ей целую поляну несорванных красных маков, где не ступала нога человека. И, конечно, были стихи, то ли плагиат, то ли подражание Лорке:

Я опустил это письмо в почтовый ящик, и вдруг мне стало стыдно за такие бурные признания, но вернуть письмо уже было нельзя.

Она рассказывала после, что это письмо было подобно разорвавшейся бомбе. Она даже не сразу поняла, от кого оно, а надо сказать, конкуренты у меня были помоложе меня. Но потом все стало на свои места. Как бы там ни было, но именно после этого письма мне скрывать уже было нечего. Когда она вернулась на работу, я долго не решался подойти к ней и заговорить. Все же решился. Оказалось, не все так плохо в моих амурных делах. Глаза ее мне подсказывали, что моя атака позволила захватить передовые позиции хорошо укрепленного редута. Я ее заинтересовал. Но развить свой маленький успех в условиях тотальной слежки других работниц цеха было весьма сложно.

Я стал хитрить. Как только конвейер останавливался на технологический перерыв, я звонил по телефону мастеру и просил позвать Зою. Замечу, что мастерица конвейера, где работала Зоя, была со мной в очень хороших отношениях и сразу догадалась о моих намерениях, а впоследствии даже содействовала нашим встречам. Наконец, я назначил Зое первое свидание, результаты которого вселили в меня надежду на скорое завершение моей холостяцкой жизни: она согласилась встречаться со мной! Однако помня свой «облом» с Ларисой, я решил покончить с видимостью семейной жизни и перейти на легальное положение холостяка.

Со своим двоюродным братом Дмитрием я частенько встречался, был у него на новоселье, когда он получил четырехкомнатную квартиру в районе вокзала. Пришел к нему и попросился пожить у него некоторое время. Он не отказал. Если со старшим двоюродным братом Владимиром мои встречи случались очень редко, то с Дмитрием мы дружили до самой его смерти в 2014 году в возрасте 83-х лет. А Владимир в эпоху строительства БАМа уехал в Сибирь и работал начальником железнодорожной станции. Тоже уже умер.

Когда я сообщил Рае о том, что ухожу жить к брату, она среагировала моментально. Все мои вещи были свалены в углу коридора, а их у меня было совсем мало. Самая ценная, гитара, находилась в замыкаемом на ключ самодельном кейсе и лежала поверх небогатого моего скарба. Мне было грустно уходить из дома, где я прожил столько лет, где у меня была большая любовь, и самое главное, оставался жить мой сын, которому уже шел одиннадцатый год.

Первое, что я предпринял, когда стал жить у брата, — отдал свою заводскую очередь на получение квартиры Рае с ребенком. Я не хотел обделить сына в жилье. Но у меня тоже была в этом вопросе надежда: как член семьи погибшего на фронте воина (отца) я мог записаться на городскую льготную очередь. Здесь надо сказать, что мы с братьями не знали, где точно погиб отец — известно было только, что при освобождении Украины. Где похоронен и похоронен ли вообще — мы не знали. А совсем недавно мой племянник, живущий в Харькове, обнаружил в городке Сергеевка Днепропетровской области мемориал погибшим воинам в Великую Отечественную войну. На мраморных плитах братской могилы обозначены все 99 имен павших здесь воинов. Под номером 87 числится Таратухин Трофим Васильевич — мой отец. В конечном счете, мне удалось осуществить задуманное, и меня поставили на льготную очередь для получения жилья.

До женитьбы наши свидания с Зоей были только за пределами завода, чтобы никто из сослуживцев не узнал о наших отношениях. Новый, 1972 год, мы отмечали вместе, с её двоюродной сестрой и её подругой. Стали встречаться с Зоей регулярно. Зима в том году была в Краснодаре лютая, морозы достигали 30 градусов. Сходим, бывало, в кино, дойдем до ее дома, а расставаться ни ей, ни мне не хочется. Выход нашли. Тихонько открывали дверь ее квартиры и, чтобы не разбудить спящих мать и брата, пробирались на кухню. Пили чай и болтали допоздна. Мне с ней было очень легко и весело разговаривать на любые темы.