Николай Таратухин - С гитарой по жизни

Мой сын поступил учиться в Краснодарский станкостроительный техникум, но поступил туда не один, а вместе с моим племянником — сыном моего младшего брата, который тогда жил и сейчас живет в Крыму. Племянник жил тогда у меня.

Молодые студенты в моей семье, 1991г.

Семья моя тогда увеличилась на одного человека, но не надолго. Умерла моя теща Мария Александровна. Ей было 74 года.

Сына я пытался приобщить к классической музыке. Он с охотой принялся за изучение основ игры на гитаре, но серьезно затормозил, когда дело коснулось нотной грамоты. Стал играть «по слуху» аккордами. Позже, будучи студентом Краснодарского политехнического института, увлекся тяжелым роком, отрастил длинные волосы и классику окончательно вытеснил «хеви-метал».

Сын повзрослел

К началу 90-х годов перестройка была в самом разгаре. Но поскольку М. С. Горбачев дело поставил так, что нужно было при этом еще совершать ускорение, то в магазинах стали исчезать самые необходимые товары. Стиральный порошок можно было купить, простояв в огромной очереди, а сахар продавали только по талонам. Помню, как-то проходя мимо Сенного базара, увидел очередь. Оказывается, из какой-то станицы, где был сахарный завод, привезли сахар и продавали мешками по 50 кг. Стал в очередь и купил мешок. Это сейчас мне тяжеловато принести с базара даже 10 килограммов продуктов, а тогда, в цветущем возрасте мужчины чуть более пятидесяти лет, взвалив мешок на плечи, втиснулся в автобус, затем пересел в трамвай и припер домой этот дефицит.

Трудности с продуктами коснулись не только товаров первой необходимости. На базаре исчезла говядина. Мясники шутили, что коровы не успевают бежать за нашим ускорением. Самые страшные очереди были за спиртным. Люди буквально давили друг друга, протискиваясь к заветному окну, которое для продажи водки во избежание порчи витрин, магазины открывали с тыльной стороны зданий.

На ХБК наше производство работало еще в полную силу и выдавало продукцию, которую никто не покупал, и её складировали в бомбоубежищах комбината. Эти два огромных бомбоубежища смогли бы вместить продукцию десяти лет непрерывной работы. Мое бригадирство щедро развязывало руки для «побочной» деятельности, но кроссворды мне изрядно надоели за два года их сочинительства. Собственно, надоело постоянное черчение тушью. Однажды, прочитав убогую заметку какого-то корреспондента газеты «Советская Кубань», я подумал, что мог бы написать поинтереснее, и поделился этой мыслью с Анатолием Зимой. Тот был, что называется, человеком дела.

— Пожалуйста, вот тебе тема. Напиши и приноси. Почитаем и узнаем, на что ты способен. Только учти, это нужно сделать за три дня.

Тема касалась мобилизации работников городских предприятий для помощи пригородным овощеводам по уборке урожая. Хаос в этом деле был настолько очевиден, что мне не составило большого труда раскритиковать существующую практику и предложить более действенные методы в организации этой помощи, поскольку я сам неоднократно призывался на эти работы. Принес я свою рукопись Анатолию Зиме. Тот молча прочитал, слегка подправил и направил меня в машинописное бюро, не говоря ни слова. Отпечатанный машинистками текст я вновь принес ему.

— Так, теперь пойдем к главному редактору, — сказал он.

— Вот, привел к Вам готового корреспондента. Местный самородок. Почитайте его заметку.

Редактор прочитала и спросила:

— Что окончили?

— Ростовский институт народного хозяйства и три курса факультета журналистики Ростовского литературного института, — соврал я не задумываясь.

Впрочем, это было почти правдой благодаря Владлену и его контрольным работам. Далее редактор поинтересовалась, чем я занимаюсь и имею ли я возможность днем работать в газете. Получив от меня утвердительный ответ, распорядилась принять меня на работу по договору без записи в трудовую книжку корреспондентом в отдел информации, другими словами, репортером.

Но толком поработать мне в этой газете почти не пришлось: открылась новая газета под названием «Кубанские новости», куда Анатолий Зима перешел работать. Вместе с ним перешел и я. Мне как начинающему журналисту он оказал неоценимую помощь. Словно малого ребенка он вел меня за руку, оберегая от падений и ушибов на непростом журналистском пути. Он был инвалидом, передвигался, опираясь на трость. Однажды, уже работая в другой газете, не успел быстро перейти проезжую часть улицы и погиб под колесами автомобиля пьяного водителя.

Пишущей машинки у меня не было, как и у многих корреспондентов того времени. Рукописные материалы мы приносили ответственному секретарю и тот, вычитывая, доводил их «до ума». Все, что оставалось от заметки после его правки, нужно было нести машинисткам на печатание. Диктофонов тоже не было. Но я немножко владел стенографией и успевал записать многое из того, что говорили персонажи моих репортажей. Интервью — самый легкий, как мне кажется, журналистский жанр. Самым трудным по праву считается написание фельетонов. В газете мастеров этого жанра не было, и, разумеется, этим занялся я. Нельзя сказать, что я все умел и все знал.

Моими наставниками в газете были и известный кубанский журналист Владимир Рунов и работавший ответственным секретарем Владимир Бердников. Последний заменил на этом посту Анатолия Зиму, который возвратился в газету «Советская Кубань». У меня сложились очень хорошие отношения с Бердниковым. Он многому меня научил. Я не стану перечислять все заповеди журналиста, которые он мне перечислял, но самая главная — «Выслушай обе стороны, описывая какие бы то ни было баталии конфликтующих противников».

— Если ты приводишь в заметке какие-то факты, — говорил он мне, — то обязательно имей документальное подтверждение. И еще — не пытайся сам судить. На это есть народные суды.

Я до работы в журналистике переступал порог суда, когда разводился с первой женой, но никогда не думал, что стану, когда-то завсегдатаем почти всех районных судов Краснодара. Свое первое «боевое крещение» я получил с подачи «мэтра» кубанской журналистики Владимира Рунова. Именно он, как я стал догадываться впоследствии, предложил испытать на практике теоретические постулаты Бердникова. Встречает меня как-то в редакции и заводит примерно такой разговор:

— Николай, тут мне редактор передал письмо работников краевой книготорговой базы о том, что их директор бессовестно расхищает имущество базы. У меня сейчас большая загруженность. Возьми и почитай. Может быть, что-то напишешь.

Я согласился даже, не подозревая о последствиях. Добросовестно стал изучать материал будущей заметки, а вернее, фельетона. Встретился с директором, с авторами письма в редакцию. Присвоение директором имущества базы не вызывало сомнений, и я принялся писать. Но я не знал, что подобно щуке заглатываю очень колючего ерша.