Мишель Рио - Мерлин. Моргана. Артур

— Мордред не изменник, — сказал Артур. — Он хуже изменника. Это мистик, который считает вероятными предателями всех: и тех, на кого он нападает, и тех, кого использует в своих целях. В течение двенадцати лет Моргана точила этот нацеленный в Логрис клинок о камень фанатизма, который раньше или позже разрушает то, что якобы защищает. Мне показалось, что я сумел притупить его об оселок реальности, и долгое время Мордред был лучшим служителем Стола, поскольку моя власть и благоприятные обстоятельства превратили этот клинок в мастерок каменщика-созидателя. Но он вернулся к изначальной цели при первой же возможности, едва лишь стал принимать единоличные решения, что совпало с внутренним кризисом империи. И лезвие его оказалось куда более смертоносным, чем можно было опасаться. Я сильно заблуждался относительно Мордреда и напрасно доверил ему управление — это самая тяжкая ошибка в моей жизни. Лишь ты, Гавейн, оказался достаточно проницательным, чтобы оспаривать это решение. Он вынесет войну за внешние пределы и предаст огню весь мир. Свою землю он покроет виселицами, куда потащит всех, кого сочтет нечистыми и недостойными. Мерлину следовало бы убить его при рождении, или же я должен был это сделать, когда его неукротимый фанатизм проявился зримым образом. Но тогда мы — Мерлин и я — уподобились бы ему. — Помолчав немного, Артур продолжал: — Гавейн, ты предложишь Ланселоту перемирие. Скажи, что я хочу встретиться с ним. Ивейн и Кэй, вы построите армию. Я расскажу воинам обо всех этих событиях, чтобы они, если пожелают последовать за мной, не поступали так в неведении.

И в присутствии шестнадцати тысяч человек, составлявших королевскую армию, Артур открыл все, ничего не утаив и не приукрасив, а затем добавил, что в любом случае будет биться с Мордредом и его союзниками, после чего уступит свой трон Ивейну.

— Я никогда не допущу, — сказал он, — чтобы в империи установилась тирания, какими бы добродетельными мотивами она ни прикрывалась. Ибо любая тирания — как силы, так и духа — порождает два главных порока власти, внешне несходных, но связанных между собой неразрывно. Это фанатизм и продажность, которые неизбежно ведут к преступлению и краху. Будете ли вы сражаться на моей стороне?

В ответ раздался оглушительный приветственный клич — столь мощным оказался этот единодушный вопль, что все защитники Беноика высыпали на укрепления. Гавейн, Кэй и Ивейн подняли мечи, давая тем самым клятву верности, их примеру последовали все командиры и воины. Ни один человек не отступился от короля.

Вечером ворота Беноика распахнулись, и из крепости вышел высокий воин. Он пересек поле под укоризненными, презрительными, порой злобными взглядами бойцов королевской армии. Это был Ланселот. В шатре командующего его встретил король — один, без свиты.

— Я хочу заключить с тобой мир, — сказал Артур. — Мятежный Мордред захватил власть в Логрисе, восстановив против меня почти всех пэров Стола. Он приказал казнить королеву Гвиневеру. Я намерен вернуться в Британию и сразиться с ним — не только с целью покарать его за это преступление, но и потому, что он превратит искаженный закон в слепое орудие нетерпимости. Оставайся на своей земле вместе с Лионелем и Богортом, ибо Арморика, возможно, превратится в единственное убежище для закона, преданного пэрами Камелота, вы же станете наследниками усопшего Стола.

И тогда стена, которую Ланселот, пребывая в добровольном ослеплении и растравляя в себе злобу, гордость, буйство, воздвиг между собой и своими поступками, мгновенно рухнула. Он со стоном упал на колени, не в силах сдержать рыданий, раздавленный сознанием вины, которая накапливалась в течение пятнадцати лет и многократно возросла из-за недавних его деяний. Терзаясь невыносимой мукой, он испытывал самые противоречивые чувства — раскаяние в измене, сожаление о любви и скорбь по Гвиневере, чье убийство обжигало его, как раскаленное железо. Его запинающаяся речь более походила на крики, исторгнутые ужасной пыткой: он просил растроганного этим отчаянием Артура взять его жизнь и послать на битву с заговорщиками — дабы послужить смертью своей правому делу и обрести тем самым искупление. Более всего он желал сразиться с Мордредом, надеясь, что поединок двух изменников завершится их гибелью. Артур поднял его и поцеловал в лоб в знак полного прощения, но в решении своем остался непреклонен.

— На Логрис спускается ночь, — сказал он, — но над Арморикой занимается заря, ибо мы с тобой заключили мир и обрели прежнюю любовь. Искуплением вины станет для тебя тяжкое наследие Стола, которое ты разделишь с Лионелем и Богортом. Жизнь свою, даже если она тебе невыносима, ты посвятишь этому делу, и от нее будет больше пользы, чем от твоей смерти, которая обратится в бесполезное наказание и бесплодную месть. Мне и только мне должно остановить Мордреда, ибо я создал его, как и Моргана, потому что это наш с нею сын. Если я одолею его, то призову тебя в Камелот, который ты поможешь мне восстановить. Если победа будет за ним, тебе и твоим союзникам придется защищать истинный дух Мерлина от его безумия. Если мы оба погибнем и вместе с нами Логрис, который станет добычей варваров, умерший там Логрис пересечет море и возродится здесь.

На следующее утро двадцать четыре боевых триремы королевского флота, оставшиеся после отплытия Тристана, вошли в порт Беноик. Свернув лагерь, армия начала готовиться к походу. Артур призвал в замок Ланселота Гавейна, Кэя, Ивейна и шестнадцать командиров.

— Мы направимся в порт Петуарию, — сказал им король. — С оркнейской армией и Тристаном мы соединимся в крепости Эбуракум, которая находится совсем близко от владений бригантов. Ибо мы первым делом должны обезопасить себя от второй по величине после королевской северной армии — либо вступив с ней в сражение, либо заключив союз. Мы должны также пресечь любые столкновения в Горре и на границе с пиктами. Мы оставим там надежные войска, чтобы к войне междоусобной не добавилось нападение внешних врагов. Оттуда мы двинемся на юг и начнем отвоевывать Логрис, возвращая себе силой или по добровольному согласию провинцию за провинцией, город за городом. Последними будут Кардуэл и Камелот. Но мы должны учитывать, что Мордред соберет против нас все свои силы — гарнизонные войска и воинов северной армии. Сделать это он может лишь в одном месте — у стены Адриана — и по уже названной мной причине — ему нельзя оставлять без внимания Горру и границу. Тогда нам придется вступить с ним в решающее сражение. В первом случае есть надежда, что мы подавим мятеж без больших потерь. Во втором случае, если бойцы Мордреда и их командиры будут верны ему так же, как мне королевская и оркнейская армии, кто бы ни стал победителем, побежденным окажется Логрис.