Юлия Андреева - Метресса фаворита. Плеть государева

— А чего 6ояться-то? — не поняла девочка. — Чай, леса у нас тихие, а по болоту я дальше клюквенной поляны не хожу, больно надо.

— Значит, ты для барина ягоды собираешь?

— И ягоды и травы, — поправила его девчонка. — Старый барин-то, знаешь, какой у нас был. Года три назад мой братик простудился, так заболел, что, уже не жилец, решили. А барин его вместе с моей мамой к себе забрал, лечил, лечил и вылечил. Барин зелье варил, а маменька Коську этим зельем всю ночь отпаивала да другим, тем, что на спирту, растирала. К утру они с барином умаялись совсем, потому как глаз не сомкнули, а братика, почитай, с того света возвернули.

И Антон Иванович тоже очень хороший. Он мне всегда, когда приезжал, заказывал разного из лесу. А за работу платил и ещё гостинцы привозил. Алее — он нестрашный, главное, на Бога надеяться и на запретный участок не ходить, потому как он барский и туда нельзя. И всё. А что мне там? Нешто я землянику в другом месте не отыщу? Вот и тятенька говорит, что за таких господ, как наши, век нужно Богу молиться, а коли они чего не позволяют, стало быть, лучше уж близко к тому месту не подходить, я правильно говорю?

— Правильно, — кивнул очень заинтересованный Ушаков. — А что это за место такое? Земляника там, говоришь, сладкая?

— Может, и сладкая. — Девчонка вздохнула. — Но коли нельзя...

— А откуда тогда ты знаешь, что сладкая? — подначивал её Андрей Иванович.

— Да, сын сторожа, Федька, говорил. Я-то сама ни-ни...

— А Федька, стало быть, ослушался барина и лазил?

— Федька, может быть, и ослушался, но наша семья к этому не причастная. — Девочка прикусила губу, должно быть, недовольная тем, что проболталась.

— Ну, к вашей-то претензий нет. Всем понятно, коли батюшка — кузнец, дядя — столяр, а ты сама травы да ягоды собираешь... — Ушаков достал из кармана ещё монетку и передал её девочке. — Далеко ли господский дом?

— Да вот уже виден, — показала она, высунувшись из окна.

— А Федька часто на запретное место лазает?

— Да не знаю я, часто, редко... Сейчас-то какие ягоды? Вон снег ещё не весь сошёл.

— А в прошлом году ведь лазил?

— В прошлом, мне кажется, лазил, но только один разок, говорит, больше уж не полезет.

— Ну, Федька вырос уже из детских проказ. Вот и понял, что негоже озоровать да такого хорошего барина, как Антон Иванович, лишний раз расстраивать.

— Кто? Федька вырос? Да он первый шалопай на деревне! — взорвалась девочка. — Тятенька говорит, он там увидел то, чего видеть ему не полагается. Вот что. Потому и слазил всего один разочек и вернулся от туда без ягод и бледный весь. А опосля сидел в избе, трясся.

— Что же он там такое увидеть мог? — поднял брови Ушаков.

— Кикимору. — Девочка порывисто перекрестилась.

— Так и сказал — кикимору?

— Так и сказал. Кикимору страшенную, он думал, что она мёртвая, а та вдруг как поднимется, как прыгнет! Чуть живьём не сожрала, чудища ужасная!

В этот момент карета подъехала к господскому крыльцу. На порог вышли трое ладных мужиков в подпоясанных кушаками рубахах, поверх которых были наброшены тулупчики. Ни дать ни взять охрана. Когда Ушаков выбрался из кареты и, одарив последней монеткой девчонку, хотел уже представиться, на крыльцо как ни в чём не бывало вышел Антон Кульман.

При виде начальника он торопливо снял кожаный фартук и, отдав его одному из парней, с улыбкой вышел навстречу Андрею Ивановичу — ни дать ни взять гостеприимный хозяин встречает дорогих и долгожданных гостей.

Увидев, с какой поспешностью Кульман направился к Ушакову, дознаватели обступили начальника, прикрывая его своими телами. Сопровождающий их конный отряд также застыл в ожидании приказа.

— Ради бога, Андрей Иванович, скажите своим молодцам, чтобы успокоились. Мне тут кровопролитие без надобности, и вам, я полагаю, тоже, — добродушно улыбнулся Кульман.

Ушаков повернулся к отряду, велев им спешиться.

— Примите коней, — приказал Антон Иванович, — покажите, куда поставить. Эй, Маняшка, Дуняшка, накрывайте на стол, чай, не видите, у нас ещё гости?

Потеребив Кульмана за рукав, Кузнецова дочка протянула ему красный узелок. И, дождавшись ласковой улыбки, подмигнув, побежала в сторону деревни.

— Скажешь, не ждал? — Ушаков взял Кульмана под руку, увлекая его в сторону дома.

— Как можно? Ждал, конечно. И даже готов порадовать результатом. Всё получилось, Андрей Иванович, причём самым наилучшим образом. И уже по ним я могу утверждать...

— Да кто тебе позволил сей эксперимент? — зашипел Ушаков. — Я же тебе ясно сказал — нельзя!

— Но наука, Андрей Иванович! Наука не должна стоять на месте. А со Светлейшим князем я сам, если понадобится, лично разберусь. Всё на себя возьму. Он поймёт. Люсию не вернуть, а ему сейчас главное — убийцу отыскать, а я, можно сказать, и отыскал.

Они прошли в освещённые резным фонарём просторные сени, миновали первую и вторую проходные залы.

— Вот, извольте, пока столы накрывают, в мой кабинет. — Кульман указал на боковую лестницу с толстыми перилами, и Ушаков поднялся на второй этаж. Ведущая в личный кабинет хозяина дома лесенка была узенькой, так что Кульман оказался у него за спиной. Впрочем, Ушакова это не пугало, за медикусом, точно приклеенные, следовали Трепов, Кротов и Шанин. Случись что, остановили бы предательскую руку, а нет, то хотя бы покарали убийцу своего дорогого начальника.

Все стены кабинета были плотно закрыты полками, на которых стояли колбы, трубки, книги, коробки и ящички. Кульман указал в сторону стола, на котором возвышался новенький мелкоскоп, набор луп на подставках и ещё какие-то замысловатые приборы. Кругом чистота и похвальный порядок.

— Сия обстановка досталась мне от дяди — Кнута Кульмана, и его друга — Николя Пино, который помногу жил здесь, вы, должно быть, его не знаете, знаменитый скульптор и резчик. К примеру, дубовый кабинет его величества Петра I в Петергофе — его работа.

— Как же не знать? Восковая персона императора, что в Кунсткамере в прошлом году, совместно с Растрелли, — явил свою осведомлённость Ушаков. Дознаватели покосились на начальника с подлинным уважением, это было приятно.

Решив, что сейчас увидит человеческий скелет, Андрей Иванович был удивлён, не обнаружив ничего подобного.

— Вот, извольте поглядеть. Слепки, сделанные из тех царапин, что оставил нож на костях девицы Гольдони. — Он пододвинул дознавателям поднос с восковыми слепками. — А это... — Он развернул свёрток, который передала ему девочка, и выложил на другой поднос металлические лезвия. — А это мой кузнец выковал по образцам.

Ушаков с удивлением смотрел на ладный ножик без рукоятки, такой тонкий, что — заточи — и, скорее всего, им можно было бы бриться.

— Помните, я говорил, что хватило одного удара, чтобы перерубить горло жертве? — Кульман казался взволнованным. — Теперь я могу утверждать с полной определённостью, что, имея такое замечательное оружие, это убийство могла совершить и женщина, достань ей ярости и решимости.