Юлия Андреева - Метресса фаворита. Плеть государева

Впрочем, он знал, что главный доносчик в Грузино — кухмистер Иван Аникеев, за верную службу Анастасии Фёдоровне был избавлен судом от телесных наказаний. При этом суд учёл и то, что Аникеев давал чистосердечные показания против собственной дочери. Впрочем, полностью избежать наказания Глазку-смотрку не удалось, судьи отказались верить, что, сообщавший своей госпоже о малейшей провинности её дворни, он не донёс ей о покушениях на её высокую особу. А действительно, трудно поверить, что человек, прекрасно осведомлённый даже о том, с кем та или иная девка намерена согрешить, ничего не знает о готовящемся заговоре. «Невероятно, чтобы он не участвовал в заговоре или не знал о том от дочери», — значилось в протоколе.

Аникееву вменяли в вину и то, что в 1821 году он, не зная о том, собственными руками подал барыне отравленное мышьяком кушанье. «Сомнительно, чтобы он не мог того не заметить», — хлестал рыдающего подсудимого словами ловкий прокурор.

Читая протокол допроса, Псковитинов мог только в затылке чесать: любопытно, а как он должен был распознать этот самый яд? По цвету? По запаху? Может быть, на вкус? И это в чесночной-то подливке?

Кроме того, страстно не любивший доносителей всей мастей прокурор ещё и уязвил Аникеева в том, что де он специально оговаривал дворовых людей перед Шумской, дабы вызвать её гнев с последующими наказаниями, что в результате и привело к отчаянию дворовых и последующему убийству графской экономки.

В результате Иван Аникеев был приговорён к семидесяти ударам кнута и отправке в Тобольск. Восемьдесят ударов, клеймение лица и отправку на каторжные работы получил несовершеннолетний кондитер Николай Николаев. На суде он добровольно признался в том, что знал о готовящемся покушении на домоправительницу. Мало этого, он был готов отдать Антоновым все свои деньги, дабы те могли скрыться сразу же после убийства.

Не помогло даже заступничество Псковитинова, который, не участвуя в разбирательстве, умудрился всё же довести до сведения суда, что подсудимый Николаев не достиг ещё двадцати одного года, а стало быть, не является совершеннолетним. Суд был неумолим.

Повар Лупалов и казначей Иван Пупта приговаривались к сорока пяти ударам кнута. Суд счёл, что они вели подстрекательные речи, часто собираясь в людской или на кухоньке, последними словами ругая госпожу Шумскую и суля графской экономке кары небесные и земные. Дворецкого Ивана Малыша приговорили к пятидесяти ударам кнута, так как тот не только желал покойнице зла, но и лихо фантазировал, как можно было бы извести или хотя бы как следует отколотить проклятую домоправительницу, предварительно накинув ей на голову мешок. Всех после наказания следовало отправить в Тобольск. Приговор был зачитан 8 декабря 1825 года. Но на этот раз Псковитинов не поехал к месту казни. Клейнмихель не вызывал его в Грузино, он же, как ни стремился поскорее вызволить Мусина-Пушкина, не спешил напоминать генералу о своей скромной особе. Не до того было, в конце ноября вся Россия оделась в траур по ушедшему во цвете лет государю Александру Павловичу, которого при жизни нарекли Благословенным.

Формально действие монаршего рескрипта от 3 октября, согласно которому генералу Петру Андреевичу Клейнмихелю давались полномочия на расследование обстоятельств убийства в Грузино, оказалось приостановленным. Новый государь должен был либо подтвердить данные полномочия либо отменить рескрипт.

Что же до простых следователей, им нужно было продолжать расследование, как продолжили свою работу гончары и плотники, дворники и каменщики, несущие свою службу солдаты и школьные учителя. Теперь Псковитинов мог спокойно подготовить в Сенат отчёт о проделанной работе, несмотря на то что число обвиняемых по делу было невелико, Александр Иванович настоял на том, что, так как все обвиняемые состояли на службе в суде или при тюрьме, данное дело следует рассматривать как особо важное.

Впрочем, кто бы ему это позволил? Уж слишком много произошло злоупотреблений по этому проклятому делу, мало того, что наказания были из ряда вон тяжёлыми, так ещё никто не счёл нужным смягчить их хотя бы для несовершеннолетних. Во время порки погибли брат и сестра Антоновы и Елена Фомина. Кто-то должен был за это ответить. Понимая это, Псковитинов делал всё возможное, чтобы вызвать грозу на себя и затем повернуть её против действительного виновника произошедшего — губернатора Жеребцова, последний делал всё возможное, чтобы не допустить подобного исхода. Поэтому 11 декабря 1825 года гражданский губернатор Новгорода Дмитрий Сергеевич Жеребцов утвердил судебное решение от 8 декабря, приказав привести приговор в исполнение. С глаз долой — из сердца вон. Последние участники проклятого дела должны были пропасть в далёкой Сибири, так, чтобы и памяти о них не осталось.

В лютую зиму осуждённые добрались до того же места, где произошла первая казнь, всё так же посреди поляны возвышалась «кобыла», ещё жарче горели костры, снова был согнан народ из окрестных деревень и поселений, но на этот раз никто из осуждённых, а все они были рослые, сильные мужчины, не погиб. После порки все они были отправлены пешим этапом в Тобольск.

На казни, разумеется, присутствовал, отдавая этим скорбный долг своему двадцатипятилетнему другу Настасьи, Алексей Андреевич Аракчеев.

В то время в Санкт-Петербурге на Сенатской площади произошли роковые события, в результате которых новый государь — Николай Павлович [77] Николай I Павлович (25 июня (6 июля) 1796 г., Царское Село — 18 февраля (2 марта) 1855 г., Петербург) — император всероссийский с 14 декабря (26 декабря) 1825 по 18 февраля (2 марта) 1855 г., царь Польский и великий князь Финляндский. Третий сын императора Павла I и Марии Фёдоровны, родной брат императора Александра I, отец императора Александра II. оказался втянут в сложное и невероятно болезненное для него расследование мятежа. В этой ситуации вдруг стало понятно, никто не будет уделять особое внимание заговору против внезапно оставшегося не у дел Аракчеева. Даже говорить о таком заговоре больше не хотели — какой Аракчеев, когда злоумышленники планировали убийство императора и его семьи!

Как и следовало ожидать, Николай Павлович не счёл нужным подтверждать рескрипт своего брата от 3 октября, Клейнмихель отбыл в столицу, желая принести пользу там, где ведётся большое расследование, в котором задействованы сотни офицеров гвардии, среди которых у него было немало знакомых и даже друзей.

Благодаря всем этим событиям 23 декабря 1825 года из тюрьмы были наконец выпущены Мусин-Пушкин, Лялин и Линьков. Правда, они ещё не были оправданы, Псковитинов сумел добиться только изменения условий содержания под стражей, так что теперь подследственные находились под домашним арестом, но Псковитинов уже хлопотал о разрешении им выезжать в имения, расположенные за городом. Вода камень точит, полностью снять обвинения и вернуть должности не получалось, но да хотя бы так. День за днём Александр Иванович расшатывал прутья тюрьмы своих подследственных, пока в один прекрасный день не получил возможность и вовсе снять караул.