Юлия Андреева - Метресса фаворита. Плеть государева

— В своей домашней лаборатории мастерю разные разности. Вот, к примеру, эти румяна сделаны на основе кармина и аммиака, дамам нравится. А я что? Иной раз сидишь дома один, читать не хочется, на службе неделями тишь да гладь, иду тогда в свою лабораторию и творю. Батюшка мой держал в Охотном Ряду в Москве аптеку, так я с малолетства привык пудры, белила, румяна, помады... зато дядюшка...

— И много на этом деле можно заработать? — сощурился Ушаков.

— Да как сказать, — замялся Кульман, — если солидную клиентуру имеешь и не от раза к разу, а чтобы постоянно...

Ушаков понимающе кивнул.

— Местный доктор был совершенно прав. — Кульман с наслаждением отпил глоток из своей чашки, предварительно положив туда два кусочка сахара и забелив чай жирными сливками. — Женщина действительно умерла естественной смертью.

— Среди её вещей не обнаружили ничего такого, что могло бы нам дать возможность опознать умершую?

— Насколько я знаю, ничего. — Антон Иванович с интересом разглядывал незнакомую обстановку.

— Можно ли предположить, что она была иностранкой?

— Каким образом? — заволновался медикус. — Насколько я знаю, дамы — они того, с точки зрения физического строения, везде одинаковые.

— Не знаете, составлен ли список лиц, которые могли бы проникнуть в театр и убить суфлёра Иванова?

— Я видел, как господин Трепов занимался этим, впрочем, я бы включил в него также всех домочадцев, слуг и гостей Светлейшего князя Александра Даниловича Меншикова, — глубокомысленно изрёк медикус, прихлёбывая чай. — Ибо в домашний театр завсегда вхожи все домочадцы без исключения.

— Дельная мысль. — Ушаков кивнул, снова погружаясь в свои записи, в ожидании отчёта из театра. Кульман пил чай, стараясь не мешать начальнику. Вскоре к нему присоединились дознаватели Трепов и Кротов. Видя, что гости начали собираться, личный слуга Андрея Ивановича без дополнительных приказаний подал блюда с плюшками и крендельками.

— Не могли бы вы, Антон Иванович, сказать, сколько приблизительно времени был мёртв суфлёр? — Ушаков задал вопрос, не отрывая взгляда от лежащего перед ним документа.

— Не более трёх-пяти часов, в помещении, правда, довольно тепло, но тело ещё недостаточно затвердело.

— Да и утром его видели живым и здоровым, — сообщил Алексей.

В этот момент дверь снова открылась, и лакей пропустил Петра Андреевича Толстого и сопровождающего его курьера Тимошку Шанина, последние, так же как и Трепов, вошли в дом начальника привычно и без доклада. Толстой поспешил занять своё любимое место у окна.

— Удалось ли установить, в каких отношениях был суфлёр Иванов с предположительно беглой девицей Гольдони? — кивнув подошедшим, продолжил Ушаков.

— Ещё как удалось, — расплылся в довольной улыбке Трепов. — Он, суфлёр этот, бывший актёр. На сцене не играл по причине падучей, но Люсию любил как дочь и всему, что знал, учил.

— А своей семьи у него, что же, не было?

— Не было. Померли все давным-давно. Ещё в эпидемию. Так один и жил при театре.

— Получается, что она даже теоретически не могла его отравить, — подытожил Ушаков. — Или всё-таки могла, может, он ей оставить что собирался? Я понимаю, что все вы в его каморке были и бедность видели, но ведь так же бывает — человек всю жизнь копил, думал, ещё раз женится, детей заведёт, пригодится. А вот не пригодилось.

— Ничего не оставил. Потому как пил безмерно. Но, говорят, в прошлом хорошим комиком был, он Гольдони профессии учил, она же ему чем могла, помогала. Говорили, иногда старый дурак до нитки все с себя снимал, дабы трактирщику заложить, а она потом его на свой счёт кормила да в чувства приводила. В театре Иванова все любили, актёры говорят, никто бы не посмел, а вот он сам не раз пытался покончить с бесполезной жизнью.

— Если бы он сам с собой покончил, наверняка принял бы яд да и залёг тихонько баиньки, не стал бы себе на шею петлю вертеть, ну или сразу же повесился бы, это дешевле. Так что самоубийство — это вряд ли... — раздумывал Ушаков. — Убийца мог знать, что старый дурак давно уже намеревается на себя руки наложить, вот и подстроил всё так, словно тот сделал, что намеревался.

— Простите, но если он дал суфлёру яда, отчего было не оставить хоть сколько-нибудь тут же возле трупа? Чтобы мы пришли, увидели яд и сделали вывод, что он сам себя убил? — вдруг подал голос Кульман. — Мы же ничего такого не обнаружили, да ещё и эта верёвка. Тот, кто совершил такое, скорее всего, как раз и добивался, чтобы всё выглядело как самоубийство, причём как самоубийство посредством повешения.

— Но если он уже и без того был отравлен? — не понял Тимошка.

— Вот именно! — обрадовался Кульман. — Отравление несложно обнаружить при вскрытии, а в этом случае, когда отравление замаскировано под удушение, преступник предположил, что мы как раз заинтересуемся этой чёртовой верёвкой и будем выяснять, кому это было нужно. В то время как, если бы рядом с жертвой отравления лежал яд или склянка, коробка, что-то, из чего он этот яд доставал, всё было бы шито-крыто. Уже то, что все театральные, как один, говорят, что Иванов много раз покушался на свою жизнь...

— Не согласен. — Алексей даже покраснел от возбуждения. — Да если бы не Антон Иванович, мы бы и дальше считали, что суфлёр повесился. Сидит синий повешенный, верёвка на шее присутствует, кому придёт в голову отправлять тело для медицинского вскрытия?

— Тоже верно. Впрочем, и Антон Иванович прав, не слишком ли запутанно? — Ушаков отложил бумаги, потягиваясь в кресле. — В тканой лавке Смирнова был обнаружен труп молодой женщины, её спутница сбежала. — Он внимательно поглядел на Кульмана. — Женщина померла приблизительно за час до саночного соревнования, а ещё через полчаса после этого девица Гольдони ворвалась в театр, ничего там не забрала и сбежала в неизвестном направлении. Сколько времени понадобилось вам, Антон Иванович, чтобы добраться из театра до лавки?

— За мной заехала коляска от конторы, — призадумался Кульман, — полагаю минут двадцать, но это потому, что народа на улицах много, всюду гулянья, балаганы, торговля... Пешком я бы добирался, пожалуй, с той же скоростью, что и на коляске.

— А бегом молодая девица и быстрее бы успела?

— Полагаю, что да. Тем более что я ещё плохо ориентируюсь и должен был бы спрашивать дорогу, она же...

— Понятно. — Ушаков казался довольным. — Так вот что я вам скажу. У девицы Гольдони была единственная родственница — сводная сестра, которая жила за границей и приехала с тем, чтобы забрать своего ребёнка у неизвестного нам пока господина. Лавку Смирнова посетили две женщины, старшая, которая умерла, была в дорожном костюме, что говорит о том, что она только что приехала или собиралась сегодня же уехать. Согласитесь, в праздник даже крестьяне одеваются ярко. Она зашла за тканью, но так и не успела её купить. Люсия Гольдони знала о намерениях сестры предъявить ультиматум отцу ребёнка, и, возможно, ей также стало известно, что подобный разговор состоялся, но отец ребёнка не только не пожелал расстаться с сыном, но и пригрозил незадачливой мамаше. Поэтому, увидев свою сестру мёртвой, Люсия решила, что месть осуществилась, и в панике бросилась в театр. А там...