Виталий Гладкий - Маркитант Его Величества

Кульчицкий ещё никогда так не трусил. Ему казалось, что всё городское предполье забито конными акынджи, которые не боялись мушкетных выстрелов, потому как было слишком темно, и патрулировали передний край турецкой армии с удивительным прилежанием и настырностью, невзирая на совершенно скверную погоду. Неужели янычарский баш-чауш ага сообразил, кого он угощал кофе с утра пораньше? И понял, что вражеские лазутчики должны возвратиться в Вену с донесением. Может быть, может быть...

До пролома в городской оборонительной стене, где его ждали, Юрек полз. Иногда ему приходилось зарываться в грязь почти с головой, когда в нескольких шагах от него проезжали османы. Однажды конь даже наступил на него копытом, но умная животина видимо что-то почуяла и шарахнулась в сторону, едва не выбросив акынджи из седла. Хорошо, тот не догадался о причине необычного поведения лошади, лишь обругал умное животное и поспешил догнать своих товарищей.

Уже начало светать, когда Юрек наконец добрался до заветного пролома, сделанного турецким осадным орудием. Совсем обессилевшего Кульчицкого, у которого потекли слёзы радости и огромного облегчения при виде Федерико и Алексашки, подхватили на руки и почти торжественно внесли в город. Хорошо, всё так же сеялся мелкий противный дождь, и никто не заметил его чисто женской слабости...

Фон Штаремберг на радости опубликовал в городской газете письмо, которое Кульчицкий принёс от Карла Лотарингского. В нём сообщалось, что из Баварии и Саксонии уже идёт помощь. Кроме того, к городу приближается большое войско под командованием Яна III Собеского. Это известие сильно приободрило осаждённых венцев. Кто же не знал короля Речи Посполитой, который в 1673 году одержал победу над турецким войском под Хотином? Это был великий полководец, не знавший поражений.

О счастливом возвращении курьера войску Карла Лотарингского, как и было уговорено, сообщили сигналами в виде густого дыма и сигнальных ракет. А в самом городе началось ликование. Кульчицкий моментально превратился в эпического героя, всем хотелось пожать ему руку или хотя бы увидеть его хоть издалека. Неожиданно обрушившаяся на бедного Юрека слава сильно его смущала, он старался поменьше показываться на людях, но это не помогало. А когда какой-то писака сочинил о похождениях ополченца Ежи Францишека Кульчицкого дурацкий опус, в котором выставил его едва не Гераклом, совершавшим свои подвиги, и опубликовал весь этот бред в газете (кстати, переврав фамилию, назвав Юрека Кольшицким), обожание героя, который спас Вену (да, именно так все и думали, хотя осада ещё не закончилась!), достигло небывалых высот.

Но вернёмся к осаде. Вернее, к решающей битве за Вену. При виде огромного войска союзников татарская орда ретировалась с поля битвы и ушла в сторону Венгрии, оставив турок на произвол судьбы. Татары награбили столько трофеев, — золота, серебра и других ценностей — сколько ещё никогда не брали за всю историю Крыма. Поэтому они не хотели рисковать и думали только о возвращении домой с добычей, а не о сражении с врагом. Это был сильный удар по самолюбию Кара-Мустафы-паши, но он мужественно выдержал его, надеясь на своё испытанное в боях войско.

Однако великий визирь ещё не знал, что такое удар закованных в броню крылатых гусар Речи Посполитой. В воскресный день двенадцатого сентября, когда гусарские полки были готовы к бою, перед ними появился сам Ян Собеский. Взмахнув королевским жезлом, он вскричал: «Вперёд во имя Господа!» — и помчался во главе тяжёлой кавалерии. Король сидел на прекрасном арабском скакуне, но без доспехов, так как избыточная полнота не позволяла ему надеть панцирь. На нём был белый жупан из китайского шёлка и тёмно-голубой кунтуш, а на голове — шапка с пером цапли, приколотым булавкой с большим бриллиантом.

Подведя конницу к турецким позициям, Ян Собеский остановился на возвышенности вместе со своим штабом и стал наблюдать за атакой. Тяжёлая конница постепенно набирала скорость. Приблизившись к неприятелю, гусары перешли в карьер и понеслись в бой как ураган. За ними с горы спустились панцирные хоругви и лёгкая кавалерия австрийцев и немцев. В течение нескольких минут на турецкое войско обрушилась почти двадцатитысячная конница, в том числе две с половиной тысячи крылатых гусар. Такой конной атаки Европа в своей истории ещё не видела!

Огонь турецких орудий и мушкетов оказался бесполезным. Удар был настолько стремительным, что янычары и османские артиллеристы успели сделать только один залп. Спустя минуту конники союзников стремительно ворвались на турецкие позиции. Мчавшиеся впереди гусары схватились с тяжеловооружёнными сипахами насмерть; только у двадцати крылатых польских наездников остались целыми копья. Под натиском внезапной атаки союзников турецкие ряды лопнули как мыльный пузырь, и толпы мусульманских аскеров в панике начали разбегаться в разные стороны.

Несмотря на продолжавшийся бой, слуги великого визиря бросились к сундукам с драгоценностями и начали грабить. К слову, почти всех мародёров потом поймали австрийцы, и каждый из них имел при себе оружие и драгоценности стоимостью в две-три тысячи дукатов.

Охранявшая великого визиря арнаутская пехота была полностью перебита, погибли многие аги, секретарь Кара-Мустафы-паши и его старый верный слуга. Сам великий визирь желал смерти на поле брани, но не находил её. Гвардейцы силой усадили его на коня и заставили покинуть место сражения. Вся турецкая армия в панике убегала с поля битвы и из лагеря, но упорное сопротивление отборных отрядов Кара-Мустафы-паши в центре спасло значительную часть войска, дав ему возможность избежать полного окружения.

В сражении под Веной турки потеряли не менее двадцати тысяч солдат убитыми и ранеными. Свыше пяти тысяч человек попало в плен. При этом союзники захватили все турецкие пушки. Что касается потерь союзников, то они составили чуть более четырёх тысяч человек.

Всю эту великую битву защитники осаждённой Вены наблюдали с городских стен и бастионов. Среди них находились и Юрек со своими товарищами — Алексашкой и Федерико. Только Йована Михайловича в их компании не было. Видать, его перехватили турецкие разъезды...

На следующий день весь город потряс на рассвете страшный грохот. Он поднял на ноги войско, которое отдыхало после победоносного сражения. Оказалось, что какой-то бездельник поджёг турецкие запасы пороха, которые находились в обозе великого визиря. Взрыв послужил для жителей Вены как бы сигналом, и все бросились грабить захваченный лагерь, присоединившись к солдатам. Дисциплина резко упала, и прежние союзники, освободители и освобождённые, затевали между собой драки за трофеи, без колебаний прибегая иногда и к оружию. Самые шустрые из венцев и армейских маркитантов сильно обогатились, но многие солдаты по легкомыслию, а челядь из опасений, что у них могут забрать добычу, распродали за гроши множество ценностей венским купцам.