Владимир Дегтярев - Коварный камень изумруд

— Мы строим корабли в кредит. Заплачена нами уже треть суммы. Ещё треть денег я требую с тебя. Вот такой я негоциант.

— Обожди уходить! — закричал в голос, сквозь разбитую челюсть Фаре де Симон. — Дай мне хоть совет, где мне искать это золото!

Там, в кабинете, человек перестал скрипеть потайным затвором двери, ведущей на чёрное крыльцо дома Фаре де Симона. Выругался пастушьими словами своего пастушьего языка, прошипел:

— У людей, где же ещё? Тебя же учили, каторжанин, что деньги бывают только у людей…

Иезуит почуял, как у него перестало биться сердце. Он кинулся к кабинетной шторе, запутался в ней, закричал:

— Но мне не найти таких людей с такими деньгами!

— Да ты об них каждый день спотыкаешься!

— Об деньги?

— Об людей, порка мадонна миа!

Вот, пошла уже итальянская ругань. Не надо бы так сильно злить барона Халлера, но ведь приходится.

— Не носят здесь люди деньги…

— Врёшь, носят!

Там, в потайной комнате, человек, простывший до соплей в Петербургском климате, снова заскрипел креслом. Фаре де Симон вытер лоб подвернувшейся тряпкой, не заметив, что это была его окровавленная рубашка. По лицу его, наискось, пролегла полоса своей же крови.

— Ладно, — пробурчал страшный человек барон Халлер, — тебе скажу, тебе можно, ты здесь прижился, и тебя уже бьют, как своего, питерского человека. Внимай крепко, повторять не стану.

— Внимаю, господин! — обрадовался Фаре де Симон и приложился прямо к горлышку литровой бутыли с ромом. От рома на четверть часа легчала боль в голове. — Внимаю…

— В этой стране, по спискам наших осведомителей, 18 тысяч офицеров в действующей армии, офицеров разного ранга и разного статуса, не считая прапорщиков и прочей мелюзги, вроде фельдфебелей…

— Офицеры здесь вечно безденежные! — весело выкрикнул Фаре де Симон и тут же схватился за треснувшую челюсть. В голове его будто стекольная бутыль лопнула, тыкнув во все стороны осколками. Такая острая кинулась в голову боль.

— Вот это нам и хорошо, что безденежные… и то нам хорошо, что здесь их заставляют кормиться и одеваться по форме за собственный счёт. Короче, сделай так — сними рядом со своей лавкой тихую квартиру с отдельным входом. И создай здесь… нет, не ломбард, не контору ростовщика, а создай ты здесь… э-э-э… «Союз борьбы за освобождение офицерского класса»… Нет. Не то. Это пока рано. Создай ты здесь «Союз спасения». Да, пусть будет так: «Союз спасения». Это русские свиньи поймут. У них артель в чести, так вот, ты под русскую артель и сработай. То есть в этом обществе будет как бы касса взаимной помощи, артельной помощи. И смотри мне, чтобы никаких процентов не брать!

— А я тогда не понимаю, как это — касса, и без процентов?

— А ты внимательно слушай. Пусть офицерики здешние по рублю скинутся в эту кассу. И более уже никаких с них поборов — не брать! А когда станут тебе в ту кассу рубли вносить, ты списочек подробный составляй, кто таков, какого звания, откуда родом, какой полк и прочие данные — женат, не женат, дети есть или нет, дом есть или нет, да всё под офицерскую личную роспись… Понял? Сообразил?

— Про список я сообразил, господин. Но русские офицеры здесь, это не итальянцы и не немцы. И не французы какие-нибудь. У них вера в слово безграничная. Список мой они могут и порвать…

— Не порвут. Ибо ты к этому делу стороной-стороной, да приставь Мишеля Черкутинского, лепшего друга принца — цесаревича Александра. Мол, это он, принц Александр, посоветовал такую артельную кассу открыть, для поддержки и помощи русским офицерам, да, упаси Бог, без всякой публичности… Мишка на это дело пойдёт, я прикажу… Кому деньги на мундир надо — давай из кассы двадцать рублей. Кому на сапоги, кому на лошадь, всем давай, хоть по сто рублей, отчёта не спрашивай…

— Да как же так? Внесёт офицерик рубль, а ему без процента и без срока давать двадцать рублей? Или даже сто? Я же с такой кассой такого «Союза благоденствия» через неделю в разорение уйду! Или свои мне деньги вкладывать? Я с ума не съехал…

— Личные твои деньги у тебя никто не отбирает. Ты будешь иметь особые ассигнационные поступления русских бумажных рублей, после того как в город Вену поступят указанные мною четыреста фунтов золота. Они к тебе вернутся, но в ассигнациях, хорошо сработанных нашими умельцами. Вот ими и будешь потчевать русскую офицерню…

Фальшивые деньги запускать в Россию? Ведь — повесят! Фаре де Симону отчаянно захотелось выпить, но сейчас пить вредно. Он снова вытерся своей окровавленной рубашкой, не понимая, что красит кровью лицо. Сквозь пьяный ром и сквозь число «четыреста фунтов» вдруг отчётливо замаячила возможность не только запутать в кредитных делах петербургское офицерство, но и самому оторвать себе приличный куш… Ведь это будет не явное, а тайное дело, кто же из русских офицеров признается, что состоит в денежной артели? Артель — дело мужицкое, открытое, а тут некая тайность, идущая от благородности самого цесаревича Александра. И цесаревич, а в перспективе — император Александр Первый — никогда не сознается, что создал в армии тайное общество, хоть и кредитное. Ибо он и не создавал такого… зла для армии… Ведь по сути — какое оно кредитное, это общество? Даёшь на год рубль, а получаешь в год — двадцать рублей от «Союза благоденствия». За просто так. Это — как понять? За что получаешь? За измену государю? А?

— Ну а потом, — раздался сиплый, насморочный голос, — лет через десять — пятнадцать, когда многие офицеры и в рангах повышены будут, тогда можно и пустить между ними слух, что цесаревич Александр, мол, только одноразово выделил от себя толику денег для помощи офицерам, а далее вроде как пошла измена. Будто некий аферист эту идею перехватил и пятнадцать лет снабжал офицеров деньгами. Мол, у одних деньги берёт, а другим — даёт. На том и держится. Сей приём денежной аферы известен издавна. Итальянцы им весьма тешились… И тебе должен быть известен…

— Пирамида!

— Вспомнил, молодец!.. Да, а лет через десять надо запустить слух, что мол, теперь, по личному распоряжению императора Александра Первого…

— Императором же будет Павел Первый, а не Александр, — влез в речь барона Халлера иезуит Фаре де Симон.

— Ты слушай, не перебивай, кто здесь будет императором — не твоего ума дело… В общем, чтобы не начался по империи сыск насчёт всяких офицерских обществ… артельных, кредитных и прочих, пусть те офицеры, кто брал под роспись деньги, они пусть те деньги вернут. Да с процентом! Иначе их фамилии будут засвечены, и будет им каторга и вечный позор!

— Так ведь вся армейская верхушка супротив того нахальства и обмана прямо взбунтуется! Против самого… императора в штыки пойдут!