Станислав Венгловский - Лжедмитрий

Вскоре миновали Канев, Черкассы. Наконец Андрею удалось выведать под большим секретом у молодого плотаря, которого научил по-особому ловить рыбу, что до Сечи уже совсем недалеко. Пожалуй, завтра там будут. Когда же Андрей, в присутствии отца Григория, спросил Каленика, скоро ли Сечь, тот махнул рукою:

— Ещё чего! Не скоро!

Отец Григорий тоже учуял неладное. Он тихо повелел:

— Надо уходить.

Для Андрея это прозвучало громом среди ясного неба. Он представлял себе, как возликуют сечевики, увидев на Хортице царевича. Особенно обрадуется атаман Герасим Евангелик... И вот...

Андрею стало обидно. Но придумать чего-нибудь лучшего он не мог.

Поужинав, плотари завалились спать. Каленик на ночь оставался на плоту. По-видимому, от крепкой уверенности, что сегодняшний ночлег пройдёт как обычно. Потому Андрею, да и всем его товарищам, показалось: задуманное получится без помех. Они незаметно, по одному, оставляли место, где уже храпели плотари.

Собрались под деревом, которое Андрей наметил для сбора ещё с вечера, при закатном солнце. А поскольку они хорошо уже изучили и запомнили положение звёзд на небе, то все были уверены: с пути не собьются. Над головою — Казацкий шлях [7] Млечный Путь. . И Днепр по левую руку...

Шли всю ночь. А ночь оказалась до удивления короткой. На рассвете набрели на стога прошлогоднего сена.

— Во! — прохрипел послушник Пафнутий, падая от усталости на траву. — Зароемся, никто не найдёт!

Его поддержали Харько с Мисаилом.

Андрей огляделся вокруг — всё спокойно.

Они залезли в шуршащие глубины, полные мышиного писка и возни насекомых, и сразу уснули.

А проснулся Андрей от пронзительного крика. Но может, и оттого, что его держали за ноги и куда-то за ноги же тащили.

— Кто там? Отпустите!

Андрей попробовал ухватиться руками за что-нибудь, да только разворотил копну, в которой ночевал, и оказался под голым небом.

— Держи его! — завопили над ухом.

Вставало солнце. И прежде чем Андрей понял, что произошло, кто его вытащил из копны и держит за ноги, он увидел, как отбивается от злодеев отец Григорий.

— Держи! Держи!

Андрей изловчился и швырнул охапку сена, зажатую в руках, прямо в глаза тому, кто тащил его за ноги. От неожиданности нападавший ослабил клещи, и Андрей почувствовал волю.

— Врёшь! Не удержишь!

В три прыжка удалось Андрею очутиться возле отца Григория. Одного злодея швырнул оземь, так что тому не скоро подняться, на другого навалился всем телом, стараясь вдавить его в землю, пока руки искали чужое горло.

— Врёте! Не удержите!

А с третьим легко уже справился сам отец Григорий.

— Бежим!

Они летели туда, где сдавленным голоском молил о помощи слабый телом послушник Пафнутий и где со стонами извивался на земле клубок человеческих тел. Там отбивался руками и ногами дюжий Харько.

— Держись, Харько!

И тут же их стоптали всадники...

Через какое-то время Андрей уже лежал вниз головою поперёк лошадиного крупа. Изо рта у него торчали какие-то тряпки, которые не давали возможности говорить. Руки были накрепко связаны за спиною. Он успел пожалеть, до чего же легко и глупо попался в руки негодяям, позабыв о предосторожности, не уберёг, не довёз до Сечи царевича, который хочет, чтобы его по-прежнему называли пока отцом Григорием. И ещё показалось, будто слышит он над собою знакомый голос. И всё...

Очнулся Андрей оттого, что голове стало холодно. И было легко дышать. Даже руки за спиною не сдавливала верёвка.

— Жив и этот! — радостно прозвенел всё тот же голос.

Андрей встрепенулся, силясь встать на четвереньки. Открыл глаза и поднял голову.

Он не ошибся. Подняться на ноги сразу не мог, однако убеждённо сказал:

— Петро, ты... — Он узнал голос Петра Коринца.

— Андрей! — бросился к нему Коринец. — Браток! Да как же ты? Да как ты жив остался? Господи! А я сколько раз твою душу поминал! — Коринец с укором бросил слова уже кому-то третьему.

А рядом с ним стоял высокий и чёрный лицом Ворона. И ещё много незнакомых казаков. Они оказались злодеями? Злость подняла Андрея на ноги.

Ворона подхватил:

— Точно, Андрей! Да как тебя угораздило? С этими... Дядько Свирид в Киеве зорко следит, чтобы плохие люди на Сечь не пробирались. И самого Каленика вырядил... А вот...

Андрей уже видел, как отливают водою отца Григория, Харька, Мисаила и Пафнутия.

Харько очнулся первым. За ним пришёл в себя отец Григорий, Мисаил тоже. А Пафнутий лежал без движения.

— Богу душу отдал! — сказал дрогнувшим голосом Петро Коринец и стащил с головы шапку. — А ведь молодой... Где-то мать дожидается... Пусть и чёрту продался...

— Брат! — живо возразил Андрей. — Это хороший человек... Разве стал бы я с плохими людьми на Сечь пробираться? Или забыл ты, как мы с тобою...

— Нет! — встрепенулся Коринец. — Я два года только о тебе и говорил. Как тебя здесь не хватало. Тебя да Яремаки!

— Да кто же это такой? Что за люди с тобою, коли так? — спросил Ворона, невольно вздрогнув при слове «Яремака». — Тебе-то мы верим, конечно. Если это только ты... Потому что я сам тогда крест для тебя вытесал...

— А привёл я вам московского царевича Димитрия Ивановича! — сказал, закрыв глаза, Андрей. — А это всё наши товарищи. И напрасно в Киеве старики старались...

— Что? — закричал Ворона и замахал руками, отстраняя Коринца. — Господи! Ещё этого нам не хватало!

— И кошевого как раз нет! — озабоченно добавил Петро Коринец.

Над послушником Пафнутием остался жалкий холмик.

Отец Григорий прочитал молитву, от себя добавил:

— Никто не знает, где он родился, кто его родители... Да Бог и на том свете не оставит милостью добрую душу, — и даже прослезился.

Казаки чувствовали свою вину. Они старались держаться в стороне.

— Бог вам судья, — сказал примирительно отец Григорий.

Ворона, глядя на всё это, крутил ус. И по привычке посматривал вдаль.

И лишь Петро Коринец достал из дорожной саквы баклагу с горелкой, сунул её в жёлтый могильный холмик, неглубоко разрыхлив землю.

— Чтобы по-казацки... Раз в казацкую землю...

Минуту все стояли молча.

Затем ехали не спеша, поскольку до Сечи рукою подать. Все сидели в сёдлах. Пленников уже и за пленников не считали. За отцом Григорием ехали трое лихих удальцов, которые недавно с ним сражались не на живот, а на смерть (Андрей даже удивился, что все они пришли в себя). Сам Андрей ехал рядом с Петром Коринцом. Очевидно, Ворона поверил, что друзья теперь ни за что не расстанутся, следственно, Коринец был вроде стражи. Дороги хватило как раз для того, чтобы поговорить о самом главном.

Коринец слушал внимательно, но не отрывал глаз от отца Григория, который ловко и прямо сидел в седле и даже о чём-то расспрашивал своих недавних врагов.