Юрий Слепухин - Государева крестница

И всё же Иоахим Лурцинг недаром был опытным дипломатом, а значит, в некотором смысле и соглядатаем, сиречь шпионом. Почти все дипломатические поручения, которые ему доводилось выполнять в Москве, Вильне, Кракове или Берлине, включали в себя негласное задание разведать что-нибудь более или менее тайное, так что опыт в такого рода делах у него был. В конечном счёте, изрядно потрепав себе нервы и истратив денег куда больше, чем стоимость одного быка на московском торгу, он узнал всё, что требовалось. Сын боярский Роман Лобанов действительно ездил в 1525 году с посольством к его величеству Карлу Пятому, незадолго до того прибавившему к своим титулам короля Испанского и Римского ещё и титул императора Священной Римской империи; и он, означенный Роман Лобанов, действительно вернулся из путешествия с женой, еретицей Анной, коя вскоре приняла таинство святого крещения в истинную православную веру, получив имя Елены. Супругов нет в живых, однако, когда они покинули этот мир, установить точно не удалось; предположительно это могло произойти во время большого московского пожара в 1547 году, после коронации великого князя. Стрелецкий сотник Андрей Лобанов является их единственным отпрыском, оставшимся в живых.

Сам он не женат, на воинской службе с шестнадцати лет, участвовал в походах на Казань (1552 год), на Астрахань (1556 год), воевал в Ливонии в 1558—1560 годах, награждён за оборону Лаиса, где был в осаде с отрядом полковника Кашкарова, также принимал участие в недавнем походе на Вильну и во взятии Полоцка...

Всё это доктор Лурцинг изложил своим изысканным почерком на листе бумаги самого лучшего качества, свернул в трубку, перевязал зелёным шёлковым шнуром и, для пущего эффекта, подвесил к нему свою личную печать на хорошем белом воске. Покончив в этот день с делами (они с утра сочиняли с комтуром послание к Великому магистру, объясняя причины задержки в Москве и делясь своими соображениями относительно перспектив предстоящих переговоров) и укладывая бумаги в свой кожаный мешок, Лурцинг, словно что-то вспомнив, хлопнул себя по лбу:

— Да, вот ещё что! — Он достал свиток в зелёном шнуре и подал послу. — Пусть господин барон прочтёт на досуге, мне тут удалось кое-что выяснить по поводу вашего родственника...

— Неужели? — Фон Беверн сломал печать и, жестом предложив Лурцингу задержаться, углубился в чтение. — Чёрт побери, чёрт побери, — бормотал он, близоруко водя носом над строчками. — Поразительно, просто поразительно... Дорогой мой, я у вас в неоплатном долгу!

— Помилуйте... я лишь исполняю свои обязанности.

— Да, но как исполняете! Гром и молния, я ведь всерьёз и не рассчитывал на то, что нам удастся здесь что-то узнать о бедной Анхен и её потомстве... — Он взял со стола колокольчик, позвонил и, отцепив от пояса ключ, перебросил вошедшему слуге. — Якоб, вина! Ты знаешь какого — сегодня у нас праздник. Садитесь, дорогой Иоахим, мне тут не совсем понятно... Муж Анны, этот Роман, он именуется боярским сыном, значит, его отец был высокого рода?

— Не обязательно. Дело в том, что русский термин «сын боярский» имеет несколько иной смысл. В сущности, это просто ленник, держатель небольшого лена на условии пожизненного воинского служения. Это отнюдь не значит, что его отец был, скажем, думским боярином.

— Ах во-о-от оно что, — несколько разочарованно протянул комтур. — Ну ничего! Мой племянник, похоже, воинственный малый, а, Лурцинг? Впрочем, я тоже в шестнадцать лет уже воевал. Начал даже несколько раньше... и воевать, и одерживать победы иного рода, между нами будь сказано. — Он заулыбался, погружаясь в сладкие воспоминания, потом вдруг лицо его, слегка лошадиного склада, приняло выражение озабоченности. — Скажите, а вы его видели, когда он беседовал с этим нашим тараканом?

— Мельком. Не могу сказать, что я обратил на него особое внимание, но помню, меня несколько удивил сам факт — стрелец, говорящий по-немецки...

— Надеюсь, он не похож на татарина или, Боже упаси, на... могола?

— О-о, нет!

— Благодарение небесам. А то, знаете ли, среди московитов встречаются люди со столь странной внешностью, что невольно думаешь, осталась ли здесь в своё время хоть одна женщина, избежавшая внимания Тамерлановой солдатни.

— Они все его избежали, — заверил Лурцинг. — Тамерлановой солдатни в этих краях не было, Тамерлан прошёл значительно южнее.

— А, ну я просто спутал. Значит, это был Бату или тот, как его... Чингиз? Так, говорите, не похож?

— Нет, нет, нисколько. Тот, помнится, светловолос, у него такая бородка. — Лурцинг сделал у подбородка округлый жест от одного уха к другому. — Вполне благообразный молодой человек. И прекрасно держится на коне.

— Ну уж в этом, дорогой Иоахим, вы не судья.

— Отчего же? Я могу выглядеть в седле самым жалким образом, но это не мешает мне верно оценить, как выглядит другой...

Вошёл слуга с кувшином и двумя оловянными кружками.

— Якоб, тебя никогда не называли ленивым животным? — спросил комтур.

— Ваша милость всегда так меня называет.

— И опять назову! Какого дьявола ты там возился так долго?

— Замок не отпирался, — буркнул Якоб.

— Врёшь, каналья, опять лакал из моих запасов. Пошёл вон!

— Как будет угодно вашей милости... — Слуга удалился, лениво волоча ноги.

— Экая скотина! Знаете, я заметил тревожную вещь. — Фон Беверн разлил вино и протянул кружку Лурцингу. — Ваше здоровье, дорогой Иоахим! Я заметил тревожную вещь: слуги здесь совершенно отбились от рук. Якоб, подозреваю, просто хочет улизнуть.

— Это был бы не первый случай.

— Но, ради всего святого, объясните мне, отчего канальи бегут именно здесь? Чтобы остаться в этой дикой стране?

— Ничего удивительного, — сказал Лурцинг. — Страна дикая и малопривлекательная, это верно, но вы забываете, что здесь любой иностранец может фантастически обогатиться, потому что великий князь даёт им привилегии, каких нет у туземцев. Винокурение, к примеру, московитам это строжайше запрещено, иностранцы же легко получают разрешение и открывают питейные дома. Говорят, трудность лишь в том, чтобы как-то более или менее правдоподобно объяснить своё появление. Разумеется, если беглец скажет, что сбежал от хозяина, его вернут силой. Но если парень не глуп, он проберётся к ближайшей границе и там, назвавшись любым вымышленным именем и подкупив порубежную стражу, выправит себе документы, подтверждающие, что он прибыл, скажем, из Риги или Кёнигсберга, дабы поступить на службу к великому князю. И дело сделано. С такой бумагой его примут весьма охотно и даже наделят каким-нибудь небольшим владением. Московиты весьма недоверчивы к своим, но иностранцам доверяют вполне — как это ни нелепо. В разумно устроенном государстве должно быть наоборот!