Дмитрий Пучков - По главному фарватеру эпохи. От последнего паруса до первой ракеты

Специальная техническая комиссия под председательством начальника Кораблестроительного отдела ГУК генерал-майора П. Ф. Вешкурцова полностью подтвердила предварительные выводы адмирала. Поставить крейсер в строй смогут только в Кронштадте – и то, наверное, не раньше, чем через полгода-год. Переход неизбежен. Портовые ремонтные бригады приступили к снятию с корабля лишних тяжестей, чтобы максимально разгрузить корпус.

В первые же дни работ были сняты стволы орудий десятидюймового главного и восьмидюймового второго калибра. С башен подняли броневые крыши. Подрезали мачту. Одновременно подкрепили переборки в котельных отделениях, а водоотливные буксиры отсосали из угольных ям и первой кочегарки около 800 тонн воды. В итоге осадка «Рюрика» уменьшилась почти на метр, но крен практически сохранился.

Переводом крейсера в Кронштадт должны были заняться ледоколы – знаменитый макаровский «Ермак», «Царь Михаил Федорович» и «Петр Великий» под общим командованием начальника 2-й бригады крейсеров контр-адмирала П. Н. Лескова.

В 7 часов утра 17 февраля ледоколы подняли якоря и вышли на внешний рейд. Здесь они стали ждать, пока портовые буксиры аккуратно выведут на рейд «Рюрика». К 9 часам буксиры, наконец, справились. Взяв флагмана на буксир, «Ермак» повел отряд к створу Екатеринентальских маяков.

В открытом море ледоколы «Царь Михаил Федорович» и «Петр Великий» вышли фронтом в голову ордера. Льда было немного, и три ледокола расчищали достаточно широкий фарватер, чтобы «Рюрик» не испытывал проблем даже от мелко крошеных льдин.

Но за Вульфским фарватерным буем ледовое поле оказалось сплошным. И достаточно толстым. Скорость отряда, с трудом пробивающегося через торосистый пласт, значительно упала. К тому же ветер достиг 8 баллов, а видимость из-за снежных зарядов упала до 5 кабельтовых.

Удивительно, но факт: в это время «Рюрик» двигался самостоятельно. Буксирный конец не заводили после нескольких подряд его обрывов, и крейсер просто пошел скоростью около 4 узлов вслед ледоколу.

Честно говоря, для эффективного проламывания льда надо иметь несколько больший ход. Обыкновенно ледокол «с разбегу» наваливается на ледовое поле и раздавливает его весом своего мощного форштевня. По расчетам «Ермака», ломать конкретно это поле удобно было бы как минимум с десяти-узлового хода. Поэтому ледоколы периодически отрывались от «Рюрика» на довольно большое расстояние и потом возвращались, чтобы отогнать обломки льда от бортов медленно ползущего в пурге крейсера.

Шли весь день и всю ночь. Правда, в 11 вечера пришлось ненадолго остановиться. Впереди было ледовое поле вдвое толще предыдущего, а экипажам требовался отдых.

За время этого отдыха «Рюрик» все-таки примерз к сплошной нерасколотой льдине, и, чтобы двигаться дальше, ледоколы несколько часов пытались его освободить.

Следующую ночь провели на якорях у Гогланда, а к часу дня 19 февраля отряд вынужден был остановиться на дневку – экипажи ледоколов выдохлись и не смогли бы трудиться дальше без отдыха.

Шторм не утихал. Льды сплывались вокруг отряда, громоздились друг на дружку, смерзаясь в единый непрошибаемый торос. И чтобы «Рюрика» не раздавило, ледоколы попросту окружили его с бортов, прикрывая собой.

Ночью грянул мороз под двадцать градусов. Поврежденные паровые магистрали крейсера были частично заблокированы, отопление части отсеков было невозможно, а мощности действующих котлов стало не хватать на поддержание постоянной температуры в паропроводах. Образование ледовых пробок в магистрали следовало непременно предотвратить – а то разорвет! И ледоколы подключились к системе теплоснабжения крейсера, целые сутки напролет отогревая его своим паром.

Только утром 20 февраля погода позволила двигаться дальше. Еще сутки неимоверно трудного пути, и к рассвету на горизонте открылся маяк Толбухина. В 11 часов 10 минут отряд вошел на Большой Кронштадтский рейд.

«Рюрик» самостоятельно ошвартовался у стенки Алексеевского дока. В порт немедленно прибыл генерал-майор Корпуса корабельных инженеров Шебалин, назначенный ответственным за проведение ремонта, и с двенадцатью помощниками приступил к осмотру корабля.

Генерал дал «добро» на постановку крейсера в док. Немедленно стали готовить кильблоки – с особым расчетом, так, чтобы не увеличить деформаций от посадки на мель и вместе с тем обеспечить свободный доступ мастеровых к ремонтируемым частям. По расчетам Шебалина, работы по исправлению основных повреждений в доке могли занять около двух месяцев – при круглосуточной посменной работе всей доковой артели. Удаление смятых и разорванных фрагментов обшивки, вырезание нескольких перебитых шпангоутов с последующей заменой, установка более ста новых стальных листов днищевой обшивки и столько же – листов переборок и второго дна… Долгое и трудное дело. Одновременно механики крейсера и заводские мастеровые займутся полной переборкой ходовых систем и восстановлением всей поврежденной энергетики. Особенно много работы предстояло в третьем котельном отделении, которое было затоплено в течение трех недель и где во время аварии пошли трещинами коллекторы котлов.

Одних только электропроводов для замены закоротившей в воде системы освещения отсеков заказано было более 300 метров!

Два месяца докования, потом еще от трех до пяти – ремонта на плаву. А ведь идет война!..

Бахирев решил воспользоваться вынужденным простоем своего флагмана в ремонте и совместить восстановительные работы с модернизацией вооружения крейсера. Во-первых, следовало заменить потерявшие кучность боя из-за износа нарезов артиллерийские стволы. Затем улучшить поворотливость башен установкой более мощных электромоторов и чисткой поворотных и подъемных механизмов.

Для увеличения точности стрельбы на носовой рубке поставили новый дальномерный комплекс, изготовленный на Ижорском заводе с использованием английской оптики. В кормовой рубке смонтировали резервный комплект приборов управления огнем главного калибра.

«Рюрик» еще находился в ремонте, когда в мае 1915 года не стало адмирала Эссена. Последнего флотоводца «макаровской школы» не убили в бою – его прикончила самая обыкновенная простуда.

А «Рюрик» вернулся в эскадру к концу июня, вполне восстановив боеспособность и вновь приняв адмиральский флаг. Командиры меняются, а война идет – и конца ей пока не видно в стылых балтийских туманах…

В начале лета на крейсерской эскадре Бахирева возникла идея «уважить немцев их же оружием». На Северном море линейные крейсера Франца Хиппера еще осенью четырнадцатого тревожили оборону англичан. Совершали набеги на второстепенные портпункты их восточного побережья. Фактического вреда неприятелю от этого, прямо скажем, было немного, но зато моральный урон получался неплох.