Георгий Блюмин - Юность Татищева

Вести приходили одна другой замечательнее. И про чудо-корабль «Предестинация», выстроенный двухпалубным, с пятьюдесятью пушками, по чертежам и расчетам самого царя Петра. И про второй военный корабль, а с ним двадцать три галеры, два галеаса и четыре брандера. Предестинация — значит предопределение, предопределение победы, чего же еще! Ведь двинулось к Азову войско в 75 тысяч, а с ним — 134 орудия. Вася Татищев видел: через Данков везли пушку, на ней отлиты буквы и цифры. Он шел за подводой, запряженной четверкой битюгов, и читал: «1692 год, отлита в Глухове делателем Иосифом Тимофеевичем». Видел он и приведенную сюда, в верховья Дона, по вешней воде галеру для оснастки ее орудиями. Пушки ставили по девять с каждого борта, с двухфунтовыми ядрами, калибра 2,5 дюйма. Экипаж одной галеры вместе с гребцами 250 человек. Три мачты ее были оснащены треугольными латинскими парусами. И двадцать пять пар весел! Одно весло лежало на берегу, Вася успел измерить его длину. Оказалось — больше шести сажен [12] 1 сажень равна 213,36 см. . Пять гребцов работали этим веслом, и для пяти пар рук были отполированы на весле углубления-рукояти. Отец сказывал: государь пошел в поход под флагом царя московского — вверху белая, в середине синяя, а внизу красная полоса. Корабли авангарда шли под синими флагами, корабли арьергарда — под красными, у древка — перекрещенный по диагонали белый квадрат. Остовы кораблей надежно скреплены на воронежской верфи железными скобами, гнутыми в псковской земле. Оттуда же привезли и абордажные топоры. Двадцать девять легких судов — галеры, галеасы и брандеры — несли на своих палубах 120 орудий [13] Своеобразным памятником участия Татищевых в строительстве русского флота в Воронеже явился насаженный сто лет спустя и дошедший до нас липовый парк на Глебово-Горской горе нынешнего Плюсского района Псковской области. По распоряжению жившего тут одного из Татищевых, генерал-аншефа, землю под парк привезли из Воронежской губернии. Этому Татищеву жалованы были здешние псковские деревни: Глебово-Горка, Горбово, Лядинка, Пелешек и Вешень, а также ряд деревень под Лугой в соседней Петербургской губернии. .

Летом узнали: русские 19 июля заняли Азов. Тогда же сдалась турецкая крепость Лютик. Никита Алексеевич радовался вестям, однако сердце старого воина мучило желанье быть со всеми, в бою. Вот уже и до Данкова донеслась слава отменно метких русских пушкарей, кои огнем своим способствовали Петровой виктории: Яковлев, Никифоров, Петров, Карпов, Ефимов. Уже известно стало, что государь отправляется в Москву праздновать победу. И только тут, в сентябре, получил наконец Никита Татищев указ немедля «ехать со всевозможным поспешанием для строения в Азове, Лютике и Таганроге всяких крепостей, в полку боярина и воеводы Алексея Семеновича Шеина у жильцов ротмистром». Не один ротмистр Никита Алексеевич Татищев выехал на юг. Туда же, ко вновь обретенным Россиею землям, отправлены тем же указом Татищевы: Артемон Федорович — есаулом, Федор Алексеевич — поручиком, Михаил Яковлевич — поручиком, Федор Юрьевич — есаулом. Там они вместе с четырьмя австрийскими инженерами — Боргсдорфом, Лавалем, Шмидтом и Урбаном — приступили к исправлению разбитых бомбардировкою укреплений и к устроению гаваней.

В это время Вася Татищев возвратился со Степаном к матери, под Москву, где встретился с братьями, сестрицею и добрым и верным своим учителем. Степан Васильевич Татищев отправился вскоре поступать в Новгородский полк. Лишь через год, в сентябре 1697 года, возвратился отец Никита Алексеевич в Горки. За добрую службу пожаловано было ему тут же, в Дмитровском уезде, Лутосненском стане, сельцо Болдино с деревнями Шахматово, Жилино, Горбово и Залесье. Да прикупил еще к ним Татищев за пожалованные деньги у соседа-помещика деревеньки Становую, Воробьево и Пустые Меленки. Деревни были маленькие, проживало в них в общей сложности двадцать две крестьянские семьи. Но Никита Алексеевич сам был смолоду безземельным и теперь старался оставить хотя бы небольшое наследство троим подрастающим сыновьям и дочери. Поместья его отныне составляли 1059 четей в поле. Тут же находилась дедовская вотчина, сельцо Басаргино, где жила сестра Наталья Алексеевна с семьей, и обветшавшее именье Федулино с большим и старым дедовским садом. С именья этого нес службу старший брат Федор, уехавший по возвращении от Азова в Выбор, на Псковщину.

Вася Татищев более всего рад был возобновлению уроков с Яганом Васильевичем. Теперь у «немчича» было уже четверо учеников — вместе с Иваном и Василием еще восьмилетний Никифор и четырехлетняя Прасковья. В маленьком доме в Горках стало тесно, и вся семья переехала в Болдино, что находилось в сорока верстах западнее Горок.

Болдино с одной стороны омывали воды двух обширных прудов, за которыми стояли избы деревень Леонидова и Муравьева. Болдинское взгорье было сплошь покрыто кронами старинных лип. Отсюда одна дорога вела в Шахматово, другая, уходившая в лесную чащу, через две версты приводила на древний погост Рождествено. Здесь никто не жил, одни кресты стояли вкривь и вкось на могилах да небольшая деревянная церковка с часовнею оглашала заунывным и тонким колокольным звоном по праздникам окрестности. Поп приходил сюда из Горбова, дьячок жил в Становой. Место для погоста выбрали давным-давно с таким расчетом, чтобы могли сюда добираться на равное расстояние жители по крайней мере десяти деревень. Тут, среди лесистых холмов, покоились многие из Татищевых, в их числе дед и бабка Васи, поэтому на пасху его привели сюда, и он вместе с родителями стоял всенощную в церковке, а потом убирал могилу цветами и красными яичными скорлупками.

Прежний владелец выстроил в Болдине одноэтажный каменный дом. Правда, был он неухоженный, штукатурка со стен осыпалась, крыша местами провалилась и подтекала. Не мешкая, взялись за ремонт, и Никита Алексеевич с гордостью видел, как умело и активно помогают ему и учителю двое старших сыновей. Особенно старательно и привычно Вася и Иван помогали оборудовать обсерваторию в свежесрубленной надстройке на крыше флигеля. Для учебного класса и комнаты учителя Никита Алексеевич отвел самую светлую и теплую половину дома. В Болдине прожили целый год и полагали жить и дальше, но дела затребовали Никиту Алексеевича в Псков.

Болдинский год был полон для Васи самых интересных впечатлений. Всякую неделю Никита Алексеевич уезжал в Клин или в Дмитров за свежими новостями из столицы. Иван оставался старшим по дому, за хозяина, и прилежно ухаживал за больной матерью и малолетней сестрой. Учитель вместе с Васей уходили обследовать окрестности. Летом путь их лежал через Леонидово к деревне Сергиевской, оттуда по дороге, что вела к селу Высокому, до деревни Толстяково. Возле Сергиевской заглядывали на озеро Бездонное, которое, по преданию, связано с океаном, ибо находят в нем часто доски от кораблей с иностранными надписями. От Толстякова шли по реке Сестре к деревне Становой и тут отдыхали, пили парное молоко, а учитель лечил травной настойкой хворых стариков. Становая стояла на холме, с которого видны были цепи других холмов, покрытых зубчатым лесом, над холмами нависало хмурое небо, прочерченное длинными светлыми полосами косых солнечных лучей. С холма спускались к деревне Воробьево, за нею дорога раздваивалась: одна вела в Шахматово, другая — в Горбово. Вася шел за учителем краем поля, срывал терпкие рябиновые и черемуховые ягоды, пока тот не находил душистую скважину в сплошной стене леса — ему одному ведомую лесную тропку. И вот перед путниками блестела воздушной чистоты струя речки Рохталки, а за мостками — четыре избы деревеньки с чудным названием Пустые Меленки. В Пустых Меленках не было колодца: воду черпали прямо из Рохталки, и не было той воды вкуснее и чище. Рохталка кроме ее необыкновенно чистой воды имела еще и несметные богатства на своих задебренных берегах. Путники шли по берегу от Пустых Меленок к Залесью, а потом к Горбову и находили то окаменевший рог доисторического животного с отпечатавшимся на нем контуром листка неведомого дерева, то камни удивительной формы, то громадной величины створки неизвестной раковины. Нечто подобное, помнит Вася, находили они с учителем в Парамоновском овраге, но здесь, на Рохталке, все было диковиннее и разнообразнее.