Курбан Саид - Али и Нино [litres]

Я не произнес ни слова.

Орел исчез с небосклона. Сгущались сумерки. На минарете маленькой мечети появился мулла. Кази Мулла развернул коврик для молитв, и мы стали молиться, обратив лицо в сторону Мекки. Арабские молитвы звучали как старинный боевой клич.

– Ступай, Кази Мулла. Ты настоящий друг. Дай поспать немного.

Он подозрительно взглянул на меня. Затем вздохнул и поворошил анашу в кальяне.

– Кровнику совсем нездоровится, – пожаловался он соседу, выходя из комнаты.

– В Дагестане никто долго не болеет, – ответил сосед.

Я лежал на крыше и смотрел в пропасть.

«Ну что, Нахарарян, как поживают твои золотые слитки в Швеции?»

Я закрыл глаза. Почему молчит Нино?

Через аул стройной шеренгой шли женщины и дети. Уставшие лица выдавали долгий маршрут, который пришлось проделать. В руках они несли маленькие сумки, наполненные землей, туго затянув их, словно вместо земли там были сокровища. Землю собрали в дальних аулах в обмен на баранов, серебряные монеты и сотканные вручную ткани. Теперь же этой дорого доставшейся землей предстояло удобрить неплодородную почву, чтобы собрать какой-то урожай и прокормить людей. Поля были разбиты на склоне над пропастью. Мужчины, привязав себя цепями, спускались на небольшие помосты и осторожно посыпа́ли каменистую почву добытой землей. Над будущим полем возвышалась неровная стена, предназначавшаяся как защита от ветра и оползней. Эти земли, длиной в три и шириной в четыре шага, были самым большим богатством для горцев. Рано утром мужчины отправлялись на поля и, прочитав длинную молитву, принимались за работу. Когда бушевали сильные ветры, женщины растягивали над землей одеяло. Они пестовали семена тонкими загоревшими пальцами и срезали былинки маленькими косами. Затем зерна перемалывались, и выпекались плоские продолговатые чуреки. В первом чуреке, в знак народной благодарности за чудо, дарованное землей, запекалась монета.

Я прогуливался вдоль стены, которой был обнесен крошечный участок. Высоко на скалах, спотыкаясь, бегали овцы. На двухколесной арбе приехал крестьянин в широкой белой войлочной шапке. Колеса арбы издавали скрип, похожий на пронзительный крик младенца. Этот шум я услышал еще издалека.

– Брат мой, – обратился я к нему, – я напишу в Баку с просьбой выслать тебе смазки для колес.

Крестьянин усмехнулся в ответ:

– Я – простой человек, зачем мне прятаться? Я не смазываю колеса арбы, чтобы все могли услышать, как я приближаюсь. А прятаться – удел абреков.

– Абреков?

– Ну да, абреков, изгоев.

– И много их здесь?

– Достаточно. Они грабят и убивают людей. Некоторые убивают во благо народу, другие же преследуют свои собственные интересы. Но все они должны принести ужасную клятву.

– Какую такую клятву?

Остановившись, крестьянин соскочил с арбы. Он облокотился о стену, вытащил из сумки ломоть бараньего сыра и разделил его надвое, протянув половину мне. Из клейкой массы торчали темные волосы. Я принялся есть сыр.

– Клятва абреков… Ты никогда не слышал о ней? В полночь абрек прокрадывается к мечети и клянется: «Клянусь этим святым местом, которое я почитаю, что с сегодняшнего дня я стану изгоем. Я буду проливать человеческую кровь и не пощажу ни одной души. Клянусь воевать со всеми, кто встретится на моем пути. Клянусь забирать у них самое дорогое их сердцу – их совесть и честь. Я заколю ребенка на груди его матери, подожгу лачугу нищего и посею печаль везде, где люди веселятся и радуются. Если я не сдержу эту клятву, если в сердце моем зародится любовь или жалость, не видеть мне никогда могилы отца, не утолить мне жажды водой или голода – хлебом, пусть тело мое будет выброшено на дорогу, где псы бродячие станут гадить на него».

Крестьянин произнес эту клятву торжественным голосом, обратив лицо к небу, и глаза его были зелеными и бездонными.

– Да, – произнес он, – это клятва абрека.

– Кто приносит эту клятву?

– Мужчины, на долю которых выпало много несправедливостей.

Он замолчал. Я отправился домой. Солнце беспощадно проливало на нас свет. Может, я сам был абреком, изгоем, вынужденным скитаться в диких горах? А что, если и мне, как дагестанским грабителям, нужно принести эту кровавую клятву? Слова все еще притягательно звенели у меня в ушах.

Перед домом я увидел трех незнакомых коней, один из них – с серебряными поводьями. На террасе сидел шестнадцатилетний толстый юноша с золотым кинжалом на поясе. Он со смехом махал мне. Это был Арслан-ага – один из наших гимназистов. Этот мальчик, сын владельца нефтяных скважин, не отличался особым здоровьем, и отец часто отправлял его на минеральные воды в Кисловодск. Из-за большой разницы в возрасте я был едва знаком с ним. Но здесь, в горах, почувствовав себя одиноким, я обнял его как брата.

– Вот, случайно проезжал здесь со слугами и подумал, почему бы не увидеться с вами, – произнес он, покраснев от гордости.

Я похлопал его по плечу:

– Будьте моим гостем, Арслан-ага. Сегодня вечером мы устроим пир в честь родины. Кази Мулла, готовь праздничный ужин. У меня гость из Баку.

Через полчаса Арслан-ага сидел на коврике, скрестив по-турецки ноги, и причмокивал от удовольствия, уписывая шашлык и сладости.

– Я так счастлив видеть вас, Али-хан. Вы живете в этом далеком ауле как герой, прячась от врагов. Можете не беспокоиться. Я не сдам вас.

Мне незачем было переживать. И так понятно, что весь Баку знал о моем местонахождении.

– Как вы нашли меня?

– У Сеида Мустафы узнал. И потом, мне было по пути, и он попросил передать вам привет.

– И куда вы путь держите, Арслан-ага?

– В Кисловодск. Вот и слуг с собой прихватил.

Я улыбнулся. У него был такой невинный вид.

– А почему, Арслан-ага, вы не отправились туда напрямую, на поезде?

– Знаете ли, горный воздух мне только на пользу. Я сошел в Махачкале и выбрал прямой маршрут в Кисловодск.

Он набил рот сладостями и довольно зачмокал.

– Но в Кисловодск отсюда напрямую можно попасть лишь через три дня.

Арслан-ага притворно удивился:

– Неужели? Ну, тогда меня просто запутали. Но я все равно рад, иначе нам не удалось бы встретиться.

Тут до меня сразу дошло, почему этот черт поехал в объезд: как же, теперь он мог похвастаться перед домашними этой встречей. Вот уж какую репутацию я завоевал себе в Баку. Я налил ему вина, и он выпил его большими глотками.

– А после того случая вам довелось убить еще кого-нибудь, Али-хан? Ну же, клянусь, что никому не выдам вас, – сказал он, чуть приблизившись ко мне.

– О да, множество.

– На самом деле?

Он выглядел довольным, продолжая пить вино, которое я непрерывно подливал в его чашу.

– А вы женитесь на Нино? Весь город только об этом и спорит. Люди говорят, вы все еще любите ее.