Стивен Прессфилд - Последняя из амазонок

Начав с повествования о своём детстве, прошедшем в восточной степи, она рассказала нам, как через двадцать лет после её рождения к их берегам пристал корабль Тесея. Пленившись Тесеем, воинственная царица Антиопа бежала с ним в Афины, что повергло её соплеменниц в неописуемую ярость. Тогда Элевтера собрала все роды племени, и войско, усиленное вспомогательными отрядами мужчин из степных кочевых народов — скифами, меотийцами, фракийцами, народом башен, массагетами, тиссагетами и полусотней иных племён, — предприняло трёхмесячный поход на запад, к вратам нашего города.

Обо всех этих удивительных событиях Селена рассказывала нам с нарочитой торопливостью, словно вознамерившись поразить меня и сестру. Конечно, разве стала бы она даже заговаривать о «завете», не предчувствуя своего конца? Однако, отправляясь с нами в рощу, Селена брала с нас слово молчать, и мы из любви к ней, трепетного благоговения и привитого ею нам чувства долга это слово держали.

На третью ночь она повела нас к обвалившейся стене, которую мы, дети, называли Гадючьим гнездом, засунула руку по плечо в трещину и, пошарив, извлекла оттуда каменную гадюку — вялую и сонную, как всегда бывает в прохладную ночную пору. Яд этой змеи амазонки используют, чтобы вызвать состояние «адранейи», что может быть переведено как «безвозвратность».

Взяв гадюку за шею, Селена поднесла змеиную морду к своей икре, а когда ядоносные зубы вонзились в плоть, амазонка, не издав ни звука и не вздрогнув, отсекла голову змеи серпом. Раздвинув лезвием пасть, в которой красовались клыки длиною в сустав пальца, амазонка запела:

А теперь, дочери и внучки, взгляните туда, на стену из голого камня, что соединяет загон для стрижки овец с воротами. Её хорошо видно в лунном свете. В полдень, последовавший за той ночью, Селена появилась там верхом на жеребце моего отца, которого, само собой, только что украла из стойла. Конскую морду украшала амазонская уздечка, а на предплечье Селены красовался боевой щит из медвежьей кожи, обтянутый мехом чёрной пантеры.

Мужчины и юноши всей оравой бросились ей наперерез, однако Селена, подхлестнув коня плетью, погнала его галопом, а когда Скилл, отцовский козопас, преградил ей путь, метнула в него дротик. Бросок, усиленный инерцией скачущего коня, был столь силён, что бедный пастух даже не пошатнулся: дротик, угодивший в солнечное сплетение, прошил его насквозь и пришпилил к планкам ворот. Он умер, не успев даже крикнуть.

Вон там, рядом с ложбиной, по которой протекает ручей, Селена уложила из лука Дракона, после чего на всём скаку перемахнула через стену, метнув в полёте второй дротик. Его жертвой оказался паренёк по имени Мемнон. Попавшее ему в горло остриё перебило шейные позвонки, и жизнь покинула юношу прежде, чем его обмякшее тело упало наземь.

Ментор по прозванию Первая Рука, самый рьяный гонитель и ненавистник Селены, увидев, как она перескочила через стену и мчится прямиком к нему, повернулся и со всех ног пустился бежать.

И тут с губ амазонки, так долго и так терпеливо противившейся зову своей природы, сорвался боевой клич, при воспоминании о котором по моей спине пробегают мурашки — даже сейчас, по прошествии стольких лет. Схватив топор лесоруба, заменивший ей боевую секиру, Селена метнула это оружие вдогонку перепуганному беглецу. Совершив несколько стремительных оборотов в воздухе, топор вонзился тому между лопатками, погрузившись в плоть до самого обуха. Сила удара оказалась такова, что Ментор, упав ничком, отскочил от земли и снова без каких-либо признаков жизни шлёпнулся в корыто для кормёжки свиней. Более всего он походил на дохлую крысу.

Копыта коня Селены прогрохотали мимо, разбрасывая солому. Сжав конские бока пятками и коленями, амазонка направила скакуна за угол, а потом понеслась вверх по склону, топча виноградные лозы, привитые и как раз в то самое утро подвязанные к шестам. Ещё миг — и она исчезла среди олив, не оставив после себя ничего, кроме поднявшейся из-под копыт и теперь медленно оседавшей пыли.

Спустя две ночи, проснувшись и обнаружив, что моя сестра исчезла, я мигом сообразила: она решила увязаться за Селеной. В нашей спальне не было ни окна, ни запирающейся двери, так что, нырнув, как была босиком, в проем, я мигом выскочила наружу.

У нас с Европой имелось не меньше полусотни местечек, годившихся на роль укрытия, однако ноги сами понесли меня к платановой роще, нашей «академии молчания», где Селена в каждый день солнцестояния приносила в жертву голубку. Однажды зимой наша воспитательница заставила нас с Европой (если нас наказывали, то всегда вместе и никогда порознь) простоять там всю ночь столбами, причём холод был такой, что под конец мы обе перестали ощущать ноги.

Туда-то я и поспешила. Стоило мне, запыхавшись, взобраться по склону, как стремительная невидимая подсечка выбила землю из-под моих ног, и я обнаружила себя лежащей навзничь в ночной рубашке. К моему горлу кто-то приставил нож.

— Кого ты за собой привела?

То была Европа, обнажённая и — я разглядела это, несмотря на темноту, — с тремя глубокими надрезами на груди. Такие ритуальные раны, именуемые «матрикон», наносят себе амазонки накануне битвы.

— Что ты с собой сделала? — воскликнула я.

Рыжегривка, лошадь моей сестры, дожидалась рядом с навьюченной на спину торбой.

— Ты собираешься последовать за Селеной?

Европа шикнула, чтобы я замолчала.

— Зачем ты за мной потащилась, Скелетик?

Это прозвище я получила за худобу: пересчитать мои рёбрышки в ту пору не составляло никакого труда.

— Возьми меня с собой! — попросила я вместо ответа.

Поднявшись на гребень холма, Европа замерла неподвижно, вслушиваясь и всматриваясь во тьму, и, удостоверившись в том, что я не привела с собой «хвост», сбежала вниз.

— Смотри! — Она схватила меня за запястье и сунула мою руку себе между ног. — Видишь? Это женская кровь!

У меня даже волосы встали дыбом: сестрица дождалась первых месячных! Отныне она могла называться женщиной. Теперь, когда мои глаза приспособились к сумраку, я увидела, как утоптана земля под её ногами: наверняка перед моим прибытием она плясала от радости. Сейчас сестра отвернулась от меня и в радостном возбуждении воздела обе руки к луне, одно из имён которой носила. Ведь всем известно, что Европа означает «круглолицая», а это титул ночного светила. Имя роднило мою сестру и с нашей наставницей, ибо «Селена» — не что иное, как «полная луна».