Стивен Прессфилд - Последняя из амазонок

Башня, где нас держали, относилась к комплексу укреплений восточной стороны окружавшей вершину холма цитадели. Оттуда нам был виден внутренний двор крепости, где у ворот, через которые предстояло выйти, уже теснилась толпа мужчин и женщин. (Последние в небольшом количестве оставались в твердыне, чтобы стряпать, убирать и ухаживать за ранеными).

Неожиданно послышался встревоженный гомон. Люди указывали вниз, на лагерь осаждающих. Мы с моей спутницей тоже воззрились с высоты башни и увидели многочисленные отряды, поспешно поднимающиеся вверх по склонам позади лагеря тал Кирте. Они разбивали шатры в тылу наших войск и разжигали костры; скоро позиции тал Кирте оказались в их кольце.

— Предали! — прорычал, приблизившись, командир афинской стражи и плюнул нам под ноги.

Нас схватили, связали и бросили на колени.

Из разговоров эллинов мы поняли, что меняли диспозицию отряды Боргеса и Садука. Надо отдать им должное: они не только прознали о сговоре между Элевтерой и Тесеем, но и под покровом темноты перебросили с дамбы десять тысяч бойцов, ухитрившись сохранить это в тайне. Тем самым они лишили афинян какой-либо возможности покинуть город.

Скифы демонстративно разжигали один сторожевой костёр за другим, и те из них, которые успели за время осады поднахвататься эллинских слов, громогласно насмехались над защитниками:

— Эй, наверху, пишите завещания!

— И оставляйте всё нам: других наследничков у вас не останется!

— К утру мы закончим насыпь!

— Ох и позабавимся мы с вашими жёнами!

— Старики да мальчишки, что прячутся на острове, умирать будут долго! А с девчонками да женщинами мы сначала потешимся!

Всю ночь скифы расписывали осаждённым плачевную судьбу, которая ждёт их и их близких, пойманных в ловушку на острове. Что же до меня и моей спутницы, то нас, обезоружив, бросили в башенный каземат, откуда не выпускали даже по нужде. Похоже, с началом утренней битвы афиняне собирались перерезать нам глотки.

Когда я спросила, не могу ли передать весточку Дамону, караульный рассмеялся мне в лицо.

Но за час до рассвета Дамон явился сам, с водой и корочкой хлеба. Ему удалось убедить командиров в том, что мы не шпионы, а такие же жертвы хитрости Боргеса, как и афиняне. В конечном счёте нам вернули оружие и разрешили снова облачиться в доспехи. Сам Дамон был уже в латах. Он сообщил нам, что в течение ближайшего часа защитники предпримут свой рывок с холма.

Поведёт эллинов в бой сам Тесей. Дамон видел его и описал нам. Сломанная рука царя была заключена в лубок и привязана к груди ремешками из бычьей кожи, а полущит из обитого бронзой дуба приклепали к царскому нагруднику. Макушку, волосы с которой срезало секирой Элевтеры, забинтовали, но, как передал Дамон, помимо этой, у Тесея имелось ещё четыре десятка ран: перелом стопы, разрыв в паху, сломанная челюсть... Ночью, когда царь обходил людей, при его появлении вставали даже тяжелораненые. По словам Дамона выходило, что вооружатся и пойдут на прорыв все без исключения, даже увечные калеки. Кто сможет ковылять, будет ковылять, кому придётся ползти — поползёт. Мальчики и женщины надевали латы павших мужей и отцов, чтобы пойти в бой вместо них.

Нельзя было не восхищаться этими людьми. Будучи по происхождению и воспитанию не воинами, а ремесленниками или торговцами, они тем не менее демонстрировали удивительную стойкость и силу духа. Дамон поведал нам, что из цитадели удалось выбраться нескольким гонцам с просьбами о подмоге. В афинский лагерь на Ардетте послали шестерых, на Парнет — пятерых в надежде на то, что доберётся хотя бы один. Скороходы поспешили к Фивам и Истму, но прежде всего — к Марафону и Фалерону, где, вытащенные на берег, лежали рыбацкие лодки, предназначавшиеся для эвакуации. Теперь гонцам предстояло переправиться на этих судёнышках на ещё не захваченные противником острова Саламин и Эгину, дабы призвать помощь и оттуда.

Когда Дамон рассказывал нам всё это, в башне произошла смена караула. Начальником стражи оказался побывавший у нас в Амазонии Филипп, весёлый, беззаботный малый по прозвищу Услада Лона. Будучи, как всегда, бодр духом, он поведал, что кузнецам цитадели, до сих пор работавшим только с железом и бронзой, этой ночью довелось поработать с более благородным металлом. С золотом.

Как сообщил Филипп, Тесей переплавлял в слитки все имевшиеся в крепости украшения и вручал по слитку каждому гонцу. Всем, кто придёт на помощь, обещалась щедрая плата.

Впрочем, судя по тому, как переглянулся этот малый с Дамоном, ни тот, ни другой особых надежд на это не возлагали.

Потом мой возлюбленный повернулся к Барахлу и сказал, что сумеет вывести девчонку из города, даже если командование прикажет задержать посланницу, то есть меня. Мою юную помощницу это предложение возмутило: она наотрез отказалась расставаться со мной.

— Ну вот, ещё одна героиня, — проворчал Дамон.

Филипп разрешил нам выйти к парапету и взглянуть на поле грядущего боя, но из-за густого тумана рассмотреть ничего не удалось. Снизу доносился лишь гул огромного воинского стана, пробуждавшегося и вооружавшегося для битвы.

— Как думаешь, чем всё это кончится? — спросила я Дамона.

— Я предпочитаю об этом не думать, — ответил он.

— Надеюсь, ты умрёшь, — заявила ему Барахлошка с суровым презрением.

Дамон без малейшей обиды повернулся к ней, провёл ладонью по её кудрям и с грустной усмешкой сказал:

— Мне кажется, моя дорогая, что твоя надежда может сбыться в самое ближайшее время.

Афинские отряды собрались на вершине за два часа до рассвета. План состоял в том, чтобы атаковать всеми имеющимися в распоряжении силами — с намерением не отбить у противника какую-либо территорию или захватить новые позиции, но лишь, не считаясь с потерями, проложить себе путь сквозь вражеские ряды к проливу и Эвбее. О дальнейшем оставалось только гадать. Удастся ли нам хотя бы добраться до насыпи, не говоря уж о том, чтобы разрушить её? Не окажемся ли мы просто-напросто поглощёнными безбрежным вражеским морем? Такого рода вопросы возникали почти у каждого, хотя никто не решался задавать их вслух.

Воины, ёжившиеся в своих доспехах в предрассветной прохладе, готовились к грядущему испытанию, исходом которого должна была стать победа или гибель, не только для них самих или их жён и детей, но и для их города, их родины, их богов.

Тесей обходил войска, стараясь внушить людям мужество. Заняв место рядом с Элиасом напротив крепостных ворот, я всматривался в лица соотечественников. Все они, плотники и каменщики, виноградари, лавочники и ткачи, стали солдатами. Они помогали друг другу прилаживать и подгонять доспехи, подвязывали поножи, передавали по цепочке точила для клинков, они мочились в строю и сморкались на камни. Сам тот факт, что все до единого оказались облачёнными в латы, свидетельствовал о масштабах наших потерь. Доспехов хватило даже на увечных, но зато и раненых в строю было столько, что нас впору бы назвать войском инвалидов.