Олег Капустин - Нефертити. Роковая ошибка жены фараона

— Будь проклят тот день, когда я связался с этими грязными азиатами, — стонал он.

Особенно доставалось царю Библа Риб-адди.

— Если бы не этот проклятый изменник, то сидел бы я благополучно на берегу моря, ждал послов из Ассирии и Вавилона, а потом бы спокойно отправился с ними домой, в Фивы. А теперь я должен рисковать жизнью в этих диких землях, тащиться по горным козьим тропам, чтобы уговорить предстать под великие, божественные очи моего повелителя хоть какого-нибудь завалящего азиатского царька, пусть даже из такой забытой всеми дыры под названием Дамаск. Ведь если я приеду с одними послами, то прогонят меня с позором с моей хлебной должности и не взойдёт мой сынок на моё место после моей смерти, — не переставая, бубнил себе под нос Амисеб.

Тут послышались вопли очередного несчастного животного, падающего в пропасть, и душераздирающие завывания погонщиков, оплакивающих судьбу их четвероногого друга и кормильца. Египетский чиновник затрясся от ужаса всем своим жирным телом и замер, прижавшись к скале подальше от края туманной бездны. Слугам с трудом удалось оторвать его от камней, влить в посиневший рот сладкого и крепкого финикийского вина для храбрости и направить вверх по тропе, скрывающейся впереди в облаках.

— Дайте им тоже вина, — приказал после очередного приступа ужаса Амисеб, кивнув на погонщиков. — Но только накажите им строго-настрого, что если они ещё хоть раз так дико заорут, то я прикажу воинам посбрасывать их в пропасть вслед за животными!

Погонщики с удовольствием выпили вина, гортанными криками восхваляя щедрость египетского вельможи, а через каких-нибудь полчаса вновь дико завопили вслед очередному ослу, скатывающемуся вниз и ревущему от ужаса.

Но в конце концов караван благополучно пересёк горы и выбрался на зелёную равнину, густо заросшую лесом. Однако это были не мрачные кедровые рощи, покрывающие финикийские горы. Амисеб с удовольствием взгромоздился на самого смирного мула с широкой и ровной спиной и с блаженной улыбкой на круглом потном лице посматривал по сторонам. Дорога пробивалась сквозь сплошные зелёные заросли. Над головой смыкались ветви деревьев, оплетённые диким виноградом. Слышалось журчание многочисленных ручьёв и речушек, пение бесчисленных птиц. Приятно пахло незнакомыми цветами, зеленью и чистой проточной водой.

Вскоре караван остановился под высокими городскими стенами, выстроенными из больших жёлто-серых блоков песчаника. Высокие деревянные ворота, обитые бронзовыми полосами, гостеприимно распахнулись. По узким кривым улочкам, извивающимся между высокими глинобитными домами, Амисеб проехал на главную торговую площадь, привольно раскинувшуюся перед цитаделью с мощными старыми стенами, заросшими вьюнком и диким виноградом, резиденцией местного правителя, надменно возвышающейся на холме над плоскими городскими крышами.

Египетский чиновник с любопытством посматривал вокруг. Городок был небольшой, но очень уютный и по виду снующего по базару многочисленного люда довольно богатый. На площадь выходил фасадом храм местной богини Иштар, которую чтили и в Финикии. Рядом с колоннами храма по всему периметру площади были выстроены просторные дома для торговцев и склады для их товаров. Многочисленные грузчики в одних набедренных повязках усердно, как муравьи, таскали на чёрных от загара, мозолистых спинах мешки и вьюки. Очередной караван готовился в дальнейший путь. Ассирийские купцы, блестя крупными, как чёрные сливы, глазами и тряся густыми чёрными курчавыми бородами, кричали на погонщиков и слуг, хлестали плётками и людей, и навьюченных мулов, лошадей и ослов, которые цепочкой друг за другом уходили с площади. Западные семиты, жители этого маленького провинциального центра, расположенного на перекрёстке важнейших торговых путей восточносредиземноморского региона, мало чем отличались от финикийцев и внешне, и по обычаям, и по языку, но здесь проживали и многочисленные хурриты, ассирийцы, вавилоняне и выходцы из кочевых племён, бороздивших соседние пустыни и степи. Все они обязательно чем-нибудь торговали, обслуживали проходящие через город караваны и отнюдь не желали с кем-нибудь воевать. Это были типичные мирные торговцы, земледельцы и скотоводы. Они привыкли подчиняться любому большому войску, которое нагрянет под стены их городка. Им и в голову не приходило связывать себя навечно с кем-то из завоевателей. Орды воинов приходят и уходят, а жизнь, а значит и торговля, продолжается. Таков главный закон жизни, который они усвоили с молоком своих черноволосых грудастых и коротконогих матерей.

Князёк Дамаска Нури, появившийся с немногочисленной свитой на площади, чтобы лично приветствовать прибывшего в город высокопоставленного египтянина, был плоть от плоти своих соплеменников. Хитрый и расчётливый торгаш, он был полной противоположностью царя Библа, аристократа Риб-адди. Князю Дамаска и в кошмарном сне не привиделось бы, что он сохраняет верность египтянам, раз они уступили пальму первенства по всем статьям многочисленным и кровожадным хеттам почти во всех азиатских провинциях. Нури, конечно, презирал диких горцев, но виду не показывал. Он хотел извлечь максимум выгоды из сближения с царём Суппилулиумой: не просто выжить и сохранить свою власть над княжеством, но за счёт дружбы с могущественным завоевателем возвыситься над такими же мелкими князьками, его соседями. Однако и открыто рвать с египтянами, пока они ещё не проиграли прямой схватки с хеттами, он не собирался. А вдруг они всё-таки соберут большое войско и нагрянут под стены Дамаска? Что ему тогда делать? Подаваться в горы вместе с этими дикарями хеттами? Вот поэтому-то он радушно принял посланника фараона.

Невысокого роста, худой и подвижный князь Дамаска вертелся вокруг знатного египтянина проворно, как капля ртути на серебряном подносе. Амисеб был страшно доволен. Его приняли по-царски. Нури закатил роскошный пир в честь посланца своего божественного повелителя из страны Хапи. Он не скупился на громкие славословия про фараона и его верного слугу, сидящего за пиршественным столом. Нури сразу же согласился поехать с дарами под светлые очи фараона в далёкие Фивы, чтобы поддержать у божественного повелителя веру, что в Азии дела обстоят вполне благополучно. Князёк щурил как маслом смазанные, чёрные живые глазки и согласно кивал на все слова египтянина. Его узенькая, подстриженная клинышком, длинная бородёнка вертелась перед лицом Амисеба, словно хвост подобострастно виляющей собаки, а когда Нури узнал, как враждебно ответил царь Библа на послание фараона, то очень обрадовался. Князёк боялся конкуренции со стороны Риб-адди: вдруг тот возьмёт и перекинется к хеттам и ототрёт владыку Дамаска от кормушки? Тем более что Нури был должен немало серебра и золота многим богачам из Библа, в том числе и царю. А тут представлялась возможность не только забыть про эти долги, но и поживиться за счёт Библа, когда его захватит Суппилулиума. Нури, конечно, воспользовался моментом и напел Амисебу много слов, осуждающих коварного царя Библа. Он представил Риб-адди как заклятого друга хеттов, который ждёт не дождётся того момента, когда голая пятка последнего египетского копейщика наконец-то покинет Финикию и все ближайшие к ней страны.