Инга Кондратьева - Девятая квартира в антресолях - 2

– Никому не говори кто дома! – на ходу шепнула ему Лиза и повлекла гостя к флигелю.

– Вы, барышня, рискуете, – тихо, но уважительно сказал в прихожей Арсений.

Полицейские свистки приближались.

– Доню! – причитала открывшая дверь Егоровна. – И куда ж ты энтого каторжника притащила! Это ж за ним! По глазам чую! Мало тебе недавнего?

– За мной! – кивнул Хохлов не таясь, и сверкнул на няню теми самыми глазами.

– Ах, ты, нечистая! – перекрестилась Егоровна.

– Няня! Дай ключи от боковой двери. Быстрее! – Лиза потащила Хохлова по коридору. – Придут, скажи – я в зале. Музицирую!

– Сейчас они тебе сыграют музыку-то! – с упреком пропела Егоровна им вслед, но постояв секунду, утерла полотенцем под носом, перекрестила закрывшуюся в торце коридора дверь, подошла и запрела ее на ключ со стороны флигеля.

Лиза провела Хохлова боковым ходом в опустевший сад.

– Вот за этой стеной переулок, где мы были, – ориентировала Лиза беглеца на местности. – Но оттуда не попасть, там обрыв, Вы, наверно, видали мостик. А за этой стеной – тоже… Овраг! Люди говорят – непроходимый. Но раз Вы зимой через реку спаслись… Только ограда у нас высокая, а лестницу сейчас не достать.

– Вот Вы какая, Елизавета Андреевна, – Хохлов взял обе Лизиных ладони в свои. – Не знаю уж, что Вами движет, но…

– Бегите быстрее, нет времени! – Лиза выдернула свои руки и подтолкнула его в спину. – Я буду молиться, чтобы Вы не свернули шею из-за моей самонадеянности. Там действительно очень крутой спуск, почти отвесный… и заросли.

– Не дождутся! – Хохлов уже схватился за ветки яблони и тут же взобрался до ее середины. – А самонадеянность – это по-нашему! Прощайте, Лиза. Я этого дня не забуду!

Он перемахнул через каменную ограду и исчез. Не было слышно ни стона, ни вскрика. Лишь чутко прислушиваясь, и точно зная, что за забором есть кто-то живой, можно было разобрать удаляющийся шорох голых веток, хлестко бьющих по пробирающемуся наугад беглецу. Ушел!

Лиза метнулась в залу через коридор Гаджимханова и, переведя дыхание, открыла крышку запыленного рояля. Вскоре раздались голоса и топот сапог – Егоровна провела преследователей через двор. Войдя, те замерли на пороге, Лиза оборвала игру.

– Добрый день! Что-то Вы зачастили к нам, господин жандармский полковник? – она улыбнулась знакомому лицу, что недавно производило обыск в кабинете отца.

– Простите, барышня, за вторжение! Но – снова служба. Ищем опасного преступника, объявленного в розыск.

– Ах! – делано испугалась Лиза. – Он – вор? Ну, так ловите же его, господа!

– Хуже! – успокоительно улыбнулся ей полковник. – Социалист. Но, простите, дозвольте осмотреть двор и дом.

– У нас на воротах дворник, – Лиза вопросительно посмотрела на няню, та лишь приподняла брови.

– Дворник никого не видал, но мало ли,– жандарм отодвинул пальцем в перчатке занавеску. – А что у вас там?

– Летний сад, – спокойно отвечала Лиза, одним пальцем нажимая на клавиши. – Как видите, все уже облетело.

– Можно ли пройти туда? – полковник провел пальцем по подоконнику и тут же стал стирать с перчатки пыльный след.

– Няня? – Лиза обращалась к Егоровне.

– Да не брала я с собой ключей! Откуда ж я знала? – няня неодобрительно качала головой. – Ну, что? Сходить?

– Только вам придется самим двигать эти ящики, – кивнула полковнику Лиза на склад книг. – Архиерей все никак не пришлет за ними работников и подводу. Пока хранятся у нас, а мужчин дома нет, как видите. Хотя, могу позвать дворника. А что бы вы хотели увидеть в саду, господа?

– В саду ничего, барышня, и так все на просвет! А вот за оградой что?

– Овраги, – Лиза прекратила бренчать и закрыла крышку. – Вы же знаете, сколько их в нашем городе!

– Да оставьте, господин полковник, – обратился к нему второй офицер. – Видно же, что дверь с лета не открывали.

– Простите, барышня! Разрешите откланяться. Надеюсь, третей нашей встречи не предвидится, – полковник щелкнул каблуками, развернулся и увел за собой всю свою свиту.

***

Сергея допрашивали с особой тщательностью и настойчивостью. Эта часть «роли» оказалась сложней и хлеще скоротечного страха в банке – там-то все удалось. Другие клиенты и работники банка заметили в тот день в его руках саквояж, и потому вопросы следствия все повторялись и множились. Нервы Сергея были на пределе, тем более что он, уже который день, обходился без своего лекарства, боясь попасть на дознание в расслабленном состоянии. Сергей понимал, что может сорваться в любой миг и держался из последних сил.

Ему повезло, как всегда. Он вспомнил, что как раз накануне его визита в банк, когда день уже точно был определен, и ему хотелось побыть одному и продумать все возможные завтрашние ловушки, Варвара отвлекала его от тревожных мыслей рассказами о претензиях Емельянова и других членов правления товарищества. Как долго говорила она об упущениях в делах, о необходимых и неотложных мерах, о непременных изменениях к следующей навигации, как велела ему разобраться и с документами, и с людьми, как он слушал ее в пол уха, как надоела она ему со своим нытьем.

Но сейчас это все пришлось очень кстати! Хотя Варвара и так всеми силами души принимала в нем участие – сопровождала его, ждала в коридоре окончания допросов, нанимала адвокатов, но, когда он напомнил ей о том разговоре, то включилась в его защиту еще более истово. Так как Горбатов не был ни арестован, ни даже задержан, то он свободно посетил рабочий свой кабинет и полностью набил схожий по виду саквояж деловыми бумагами пароходства Мамочкина да и забросил его себе на служебную квартирку. В полиции сказал, что запамятовал о том из-за нервической обстановки, Варвара данное поручение и его срок подтвердила.

Настоящий же саквояж Сергей в день выноса, за вычетом своей доли, передал в городском парке барону. Что делать со своей частью добычи, он долго не думал – отвез в особняк тетки и припрятал там. Теперь Татьяны там не бывало, тетка осунулась и сдала, поэтому воспитанием не донимала. Допросы отнимали у него самого все силы, да еще и Варвара надоедала своим опекунством и заботами. Он стал чаще ночевать у тетушки – поближе к деньгам. По мере того, как полиция стала постепенно терять к нему интерес, Сергей, все-таки опасаясь внезапных обысков и повторных вызовов, последовал совету Корндорфа: «Затаиться!» и вел тихий и скромный образ жизни. Но уже интересовался маршрутами в Европу – ценами, билетами, пересадками. Стал просматривать газеты, журналы, объявления, что крайне редко проделывал раньше.

Там он и увидел некролог: «Барон Модест Карлович Корндорф скончался накануне в своем особняке при загадочных обстоятельствах». Что это были за обстоятельства, в газете не указывалось, а в городе, чего только после не говорили. И что барон умер от неизвестной науке болезни, весь покрывшись пятнами еще при жизни – это мол, последствия проклятия той секты, кассу которой он присвоил в собственных интересах. Другие говорили, что ничего таинственного в его болезни не было, просто надо уметь соизмерять силы своего возраста с увеселениями, которые себе позволяешь. Третьи считали его аскетом, пустившим все свое состояние на тайную благотворительность. В подтверждение этой версии говорило то, что многие, стоявшие запертыми комнаты его особняка, при вскрытии оказались просто пустыми – все вещи и обстановка из них были распроданы.