Инга Кондратьева - Девятая квартира в антресолях - 2

Лиза никуда не пошла, осталась у себя. «Ну, что? Вот ты и осталась сама с собой. Поговорим?» – внутренняя, и какая-то очень взрослая Лиза, давала понять ей, Лизе, сидящей за столом и бесцельно перекладывающей бумажки, что пора, отступать дальше некуда. Что произошло? Как жить дальше? Неужели не будет больше радости в этой, ее, тоскливой жизни? Но это же невыносимо! Вот так, ровно, спокойно и без души? Нет. Давай сама себе сейчас скажи, что для тебя выйдет непременной радостью. Что?

Папа. Что почувствовала она тогда на дорожке монастыря? Когда, вопреки надежде и даже простой вежливости, принятой у них в доме, в ее кругу, среди всех ее знакомых, папа не подошел к ней, а, опустив глаза, удалился прочь? Будто она досадное препятствие для него. Или пустое место. Или чужая вовсе.

Как ни странно, Лиза не почувствовала боли. Скорее жалость к отцу, и только. И даже не было досадно, что все это произошло на глазах у ее знакомых, которые старались после всячески проявлять свою тактичность. Она, как бы изнутри себя, наблюдала за ними всю обратную дорогу, но сама ничего особого не чувствовала, а молчала, потому что вступать тогда в любой разговор казалось ей фальшивым и наигранным. Петр от отрывистых возбужденных реплик, видимо призванных загладить недавнюю неловкость, переходил внезапно к состоянию угрюмости. Его сестра часто забывалась и отвлекалась на дорожные впечатления, а потом, как бы опомнившись, сдвигала брови и от естественного смеха переходила к показному сочувствию, в котором Лиза уж точно, вовсе не нуждалась. А сердобольный Алексей своими глазищами, казалось готовыми каждый миг пролиться слезами, вызывал только досаду, хотя Лиза и понимала, что он за нее переживает искренне.

Папа. Конечно, первейшей радостью будет, если папа вернется! Но непременно нужно, чтобы он вернулся прежним, привычным. А какой, какой он настоящий, Лиза? Чуть робеющий перед ее девичьими нуждами… Собранный и слегка горделивый перед посетителями экспозиции… Уверенный и деловой в мастерских. мягкий и нежный с ней, мягкий и спокойный с Натальей Гавриловной. Надо будет спросить у няни про ту комнату…

Конечно! Еще же Митя! Безоговорочной радостью будет, если вернется сын к матери! Лишь бы живой. Невредимый.

И Нина. Ниночка! Вернуться она, конечно, вряд ли сможет. Но хоть письмо от нее пришло бы. Весточка. Это будет радость, да.

Как-то получается, что все радости связаны с чьим-то возвращением, подумалось Лизе. Это как проверка, да? Потерять, чтобы оценить? А вот он… Лиза впервые с тех пор позволила себе подумать о нем. Она медленно выдвинула ящик стола, и из «потайного» места достала альбомчик. Развязала его тесемочки и вынула смятый, а позже разглаженный конверт, заложенный между страниц. Достала письмо. Перечитала. В нынешнем ее состоянии и оно читалось бесстрастно. «Прощайте. Не называйте…» Лиза и не могла! Даже в воображении своем до сих пор не могла она произнести его имя.

Он. Что будет, если в ее жизнь вернется он? Радость будет?

Лиза вспоминала тот день. Его руки, губы, свое смятение. И странную, незнакомую негу. Ей было приятно, когда он ее целовал, чего уж врать-то! И, когда они лежали в высокой траве и цветах, да! Ни одного того мгновения не отдала бы она обратно. Стыдно? Может, она действительно дурная – и дочь, и воспитанница, и девушка… Но за это не так стыдно. Стыднее, гораздо стыднее – за произошедшее позже, когда на пороге ее родного дома он говорил эти грязные слова, тащил ее куда-то. Если бы слышала мама! Какой позор!

А, может быть, она и «слышала»? Где ж еще находится светлой ее душе, Лизиному ангелу-хранителю, как не там? Может, это она и «не пустила», выставила обидчика дочери за ворота? Оттого и помутился у него разум, и оставил он Лизу одну? Но оставил там, где ей уже ничто не угрожало. Где каждый встреченный по пути человек становился помощником ей и спасителем.

Так что радости не будет, даже если он снова окажется рядом. Даже прежним! Даже шепчущим ей на ухо нежности, даже наклоняющимся к ней в поцелуе, со свисающей челкой, что закрывает половину его лица. Ни ему, никому не поверит отныне Лиза. Никаким словам. Лиза все время теперь будет со страхом ждать этого ужасного «после». Искаженного гримасой лица, других, жестоких слов. Какая уж тут радость!

Достаточно о радостях. Лиза как-то успокоилась и стала глубже дышать. Радости радостями, а вот съездить в имение снова, по-хорошему, она себе обещает. Сходить к маме на могилку. Поблагодарить мужиков, которые нашли ее, Лизу, у речки, поклониться Наталье Гавриловне. Поставить свечку в том храме, куда, сломя голову мчалась она «венчаться» без благословения. Если не радость, то покой и удовлетворение эти ее действия ей принести должны. Она чувствует потребность в них. Она так и сделает.

Надо что-то делать. Надо что-то делать прямо сейчас, потому что ей очень неуютно стало с самой собой. Вот хорошо, что, наконец, произвела она эту ревизию чувств. Хорошо, что сказала себе многое. Но легче не стало. Нет. Надо поговорить с кем-то, кто видит все по-другому, шире, взрослей. С кем-то еще…

С кем? Папа? Савва Борисович? Нет, он не настолько близок ей, чтобы так открывать душу. Про папу он понял бы, а остальное? Можно было бы попробовать поговорить с Аришей, если бы она была тут… Но ее нет. Няня – это вовсе не то! Подруги? С Лидой стало трудно говорить даже о повседневном. Нина далеко. Письмо? Можно же не ждать, а первой написать ей! Но, слова на бумаге – это же не живой разговор. Да и куда писать? Адреса пока нет.

Лев Александрович. Почему-то ей вспомнился сейчас Лев Александрович. Он дружит с папой, с Мимозовым. Но ей с ним легко, не так, как с прочими взрослыми. И после разговоров и встреч с ним, она как будто бы становится сильней. Или лучше узнает себя. Как помог он ей перед первым выступлением в павильоне! Тогда, в Александровском саду. В тот день он назвался ее другом и просил помнить об этом. Вот Лиза и вспомнила.

Она под влиянием момента тут же написала записку, в которой просила о встрече, вышла во двор и отдала ее дворнику. Тот сказал, что сам нынче отлучиться не может, а пошлет кого-нибудь из мальцов. «Нужен ли ответ, барышня?» Лиза задумалась. Лев Александрович человек занятой, возможно ему нужно будет освободить время для нее, торопить его неловко. «Нет, пусть просто отнесет на адрес и отдаст хозяйке, сам адресат может быть на службе».

Лиза вернулась к себе в комнату и тут ее стали одолевать мысли, что это стыдно – когда барышня пишет мужчине. Она хотела уж, было, пойти забрать записку обратно, но в окно увидала, как, посланный дворником пацаненок, поднимает босыми пятками пыль уже за воротами. Ему обещали гривенник. Не бежать же вслед? Лиза постаралась успокоиться и отвлечься. Но вернуться к своим мыслям больше не удавалось. Читать не хотелось.