Инга Кондратьева - Девятая квартира в антресолях - 2

– Ну, тут и простимся!

Леврецкий пожал ему руку. Детей не выпустили вновь под непогоду, они только помахали дядечке из окошка дорожной кареты, потом она тронулась. Остановилась! На дорогу выскочила Тася, бегом бросилась к Климу. Не понятно было, плачет она, или все ее лицо просто залито дождем. Она снова, как тогда, молча обняла его. Леврецкий не нарушал их объятий, из кареты не выходил, не сетовал на возможную простуду, не гнал молодую супругу под крышу. Терпел. Но вот Тася оторвалась от Клима, пошла обратно. Что-то вспомнив, полезла в карман, снова развернулась к нему.

– Пусть у тебя будет. Храни тебя Господь! – протянула Климу что-то небольшое, тот машинально зажал кулак.

Тася перекрестила его мелко-мелко три раза и ушла окончательно. Карета скрылась в серой хмари, а Клим все стоял на размытой глине колеи. Замерзнув, он поежился и, весь промокший до нитки, вернулся на станцию. Сел за стол в общей комнате, разжал кулак.

– Дождь в дорогу – к удаче! – чтобы разбавить тишину, сказал хозяин.

Клим молчал, голову опустив.

– Может водочки? – спросил сердобольный смотритель, наблюдавший всю картину прощания через окно.

– Нет у нас никакой водочки! – строго оборвала его супруга, вышедшая из-за занавески, она выполняла здесь обязанности кухарки. – Это казенное заведение. Не держим!

– Да окстись, старая! – устыдил ее муж. – У человека тоска, не видишь? Да и промок он весь!

Тетка помолчала, развернулась и вынесла до краев наполненный, но одинокий лафитник. Клим все сидел, не поднимая глаз, как пришибленный. Тут, увидев перед собой руку с рюмкой, поднял глаза.

– А я не пью, тетенька. Не умею.

– Господи! – тетка грузно опустилась рядом на лавку. – Откуда ж ты такой взялся, бедолажный? Покажи, что там у тебя?

Клим разжал руку и поставил на стол отданную ему Тасей фарфоровую фигурку ребенка с кошкой. У тетки на глазу набрякла слеза.

– А ну, пей! – скомандовала она, утираясь.

Клим послушно проглотил обжигающую жидкость и закашлялся. Тетка скрылась за занавеской и вскоре вернулась оттуда с тарелкой закуски и графинчиком прозрачной жидкости.

– Ничего, – сказала она. – Когда-то и можно! Детки это твои были?

– Племянники, – ответил Клим.

– Увезли?

– Увезли.

– Насовсем?

– Насовсем.

– Ну, ты посиди, покушай. Выпей чуток. Мне на хозяйство надо идтить, – тетка, перекинув полотенце через плечо удалилась, проходя мимо супруга, шепнула тому: – Ох, бедолага! Не удавился бы тут, у нас. Ты уж последи за ним!

Хозяин следил. Тоскливый гость сидел смирно, где его посадили, пил мало и редко, ничего не ел с тарелки, смотрел в окно. Постучались в ворота, смотритель по долгу службы пошел отворять. Потом принимал новых гостей, те заказали с порога обедать, пошла суета, отпирали комнаты, расселялись, переодевались в сухое. Хозяин не сразу заметил исчезновение первого гостя. Подумал, что мелкого субъекта с непривычки сморило и тот, небось, спит – комнату гость еще не освобождал с ночи.

Новые гости захотели в сортир. Первый из них побежал во двор, да вскоре вернулся. Уборная была заперта изнутри. Стучали, кричали, никто не отзывался и не открывал. Пришлось срывать щеколду. Клим беспробудно спал, свернувшись калачиком на голой земле у самого входа. Его выволокли, отнесли в дом. К вечеру обедавшие гости уехали на свежих лошадях, а Клим, ничего не помня о содеянном, вышел к хозяевам в исподнем, как его уложили днем. Попросил еще водочки и разрешения остаться на ночь. Те переглянулись, но так как Клим не буянил, а деньги обещался уплатить вперед, согласились. Через пару часов одинокого сидения за столом, гость снова исчез, стоило только смотрителю выйти из зала по какой-то хозяйственной надобности.

Дождь все хлестал. Хозяин бросился привычной дорогой к отхожему месту, но там никого не обнаружил. Вернулся, взял фонарь посильней. Светил в очко, пытаясь разглядеть, не утоп ли худосочный гость в говне. Чертыхался. Вспомнив предостережение жены, обошел все сараи и хлев, осмотрел стропила. Гостя не было. Ни живого, ни мертвого. Вернувшись в дом, сам потребовал у супруги рюмку! Решив, что если страдалец ушел в лес, то искать его раньше утра, все равно резону уж нет, хозяева стали укладываться спать. В тишине им стало различимо равномерное сопение, пошли на голос. Звук явно шел из комнаты постояльца, но его самого там не наблюдалось – кровать пуста, на стуле – котомка гостя, на комоде – таз и кувшин, у окна – пустой сундук. И рядом – соскользнувшая с него на пол кружевная накидка. Тетка первая догадалась откинуть у сундука крышку. Клим лежал на кучке тряпья и снова спал пьяненьким сном.

***

Сегодня Хохлов явился к Олениным этаким франтом. В новой рубахе, в новых брюках, весь в обновках – даже его картуз выпячивал себя своей не помятой свежестью. Но главным, конечно, в обновленном гардеробе были сапоги! Они блестели немым вызовом всем канавам и бездорожью начинавшейся осени, а капли рыжей грязи скатывались с них в пыль без остатка, когда хозяин, не разбирая дороги, шагал напрямую через лужи и глиняное месиво распутицы. Он обтер их обстоятельно при входе и прошел в дом, не снимая. Все заметили изменения и сразу засыпали Арсения вопросами.

– Вот! Затеваю новую жизнь, – с горделивой улыбкой отшучивался он. – Надо же было с чего-то начинать? Получил я полный расчет на старом месте. Теперь снова превращусь в горожанина, друзья! На работу берут, правда, с жильем пока не понятно.

– Так милости просим, – Ольга Ивановна хорошо помнила, кто для нее был вдохновителем сдачи жилья внаем. – Две комнаты у нас еще пустуют, въезжайте в любую, хоть завтра.

– Нет, милая хозяюшка, – покачал головой гость. – Это бы я с радостью, но, никак нельзя. Понимаете ли, ушел я вовремя с Бора, да у местной охранки все равно ко мне какие-то вопросы постоянно имеются. Я от разговора с ними ускользнул, да вот постоянного открытого места проживания иметь теперь все-таки не рискну. Меня товарищи пристроят. Так, что и не сразу найдешь! А, может, и несколько адресов дадут, это как выйдет. А уж своих хороших знакомцев подставлять под удар своим пребыванием – это у меня совести не хватит, так что можешь не бледнеть так, Игнат. Если что, так пусть берут меня прямо на заводе.

Кириевских, действительно, не смог скрыть тени недовольства на лице, когда на горизонте замаячила возможность совместного проживания с бывшим соратником, а в последнее время все чаще становящегося в их спорах оппонентом. Но он по привычке отмахнулся:

– Не говори ерунды, Арсений! Если есть опасность, так и на завод нечего выходить. Затаись, по правде.

– Не время таиться! – Хохлов потер ладоши. – Как только будет готов агитационный материал, так я за пару дней там управлюсь, а уж после и в бега можно. Что там у нас?