Инга Кондратьева - Девятая квартира в антресолях - 2

Еще одним якорем, крепко держащим его в Нижнем Новгороде, конечно, была Лиза. Она пронзила душу Алексея насквозь, и он так и ходил за ней, как пришпиленная бабочка в ее личной коллекции. В этом Арсений прав! Но как раз все то, что Хохлов ставил Лизе в вину, для Алексея казалось недостижимыми добродетелями. Он никогда раньше таких барышень не видел так близко, в московской жизни они казались ему обитателями какого-то другого, далекого мира, где все не так. Эфирные, эфемерные, легкие, недостижимые. А Лиза не брезговала им, как постоянно уверял его Хохлов, а разговаривала, ходила на прогулки, ездила за город – полностью признавала в нем равного. Алексею импонировало в ней все – ее умение хранить сдержанность даже в конфликтных ситуациях, сила характера, мягкость обращения, ум, начитанность, необыкновенная тонкость кожи, спадающие на плечи локоны, пальцы, скользящие по клавишам, глаза, голос.

Надо уезжать! А то он еще возьмет, да проговорится! Ей, или кому из дома. Хотя дома все и так всё понимали и знали. А вот ей знать нельзя! Или это будет уже окончательным крахом. Нет, она, конечно, не посмеется над ним. Но отдалится сразу же, не захочет ранить, травмировать. Ведь нельзя же, в самом деле, даже надеяться на какую-то взаимность! Нет! Можно только наслаждаться, пока все идет, как идет, и наблюдать за ней. Смотреть, смотреть. Хотя отдаление, кажется, происходит и без его вмешательства. Лида отходит все дальше от своей подруги, видятся они все реже.

Лида. Ее комната была прямо над ним. Она не спала, Алексей ясно слышал ее шаги, она так еще и не ложилась. Если бы он уснул в привычное время, то, конечно же, не заметил этого. Но так как сегодня думы обуревали его, то и беспокойство хозяйской дочки не укрылось от него. Конечно, беспокойство! Что еще может заставить молодую девушку так нервно расхаживать из угла в угол? Наверно, сегодня такая ночь – все волнуются, размышляют о жизни, о будущем. Ох!

За окном послышался тихий шорох, а потом звук сыплющегося на землю песка. Алексей открыл глаза, но вставать с постели не стал, лишь отогнул угол занавески. По водосточной трубе, стараясь издавать как можно меньше звуков, взбирался на второй этаж их дома какой-то человек. Он уже долез до карниза, а одну ногу поставил на забор, примыкавший к стене. Вторая болталась прямо перед глазами Семиглазова. Еще миг – и ночной жулик исчез из поля зрения полностью, лишь тихо хлопнули оконные створки над головой Алексея. Он не стал звать на помощь, не поднял шума, не вступился за приютивший его дом. Хотел, даже дернулся было, скрипнув пружинами кровати! Но тут узнал эти новехонькие сапоги, блеснувшие хромом в лунном блеске, и застыл в немом оцепенении. Потом отвернулся к стене и накрыл голову подушкой, чтобы вообще больше ничего не видеть и не слышать сегодня.

***

Хохлов мягко, как кошка, спрыгнул с подоконника внутрь комнаты. Лида, добившись своего, теперь растерялась и стояла перед ним, прикусив губу. Потом решительно развернулась и, взяв со стола керосиновый ночник, а из ящика комода связку ключей, шепотом велела ночному гостю: «Пойдемте!».

– Постой, девочка, – так же шепотом отвечал Арсений. – Куда пойдем? Присядь! Расскажи мне, я в этом коридоре плохо ориентируюсь. Вот за этой стеной кто? Твоя мать?

– Нет, там пустая комната, – Лида указала на входную дверь. – Напротив комнаты братьев, Семина закрытая стоит. А мама спит там, в той половине, где мы собираемся. Там еще две комнаты за большой столовой – ее спальня и бывший папин кабинет. А за этой стеной бывшая детская, туда я Вас и поведу, только надо простыни взять.

И она снова потянулась к комоду.

– Постой, – Арсений крепко взял, все время порывающуюся что-то делать Лиду за предплечье. – Погоди, Лида. Лидия Пантелеевна. Лидушка.

Девушка покраснела и обернулась к нему.

– Вы смеетесь надо мной, Арсений, а между тем – я Ваш товарищ! – она снова прикусила губу. – Зачем тогда согласились вернуться?

– Товарищ, – серьезно, без смеха отвечал Хохлов. – Милый мой товарищ! Близкий мой товарищ. Не побоялась приютить опального, рисковая девочка.

– Вы снова? – Лида все еще не понимала, как ей себя вести с ним наедине.

– Говори мне «ты». Всегда говори, при всех! Такие, как ты, очень нужны в нашем деле! Смелые. Рисковые. А мы еще наделаем с тобой дел, это я тебе обещаю. Да, Лида?

– Да, – завороженно повторила она.

– Никуда я отсюда не пойду, – Арсений огляделся и, сбросив пиджак на стул, по-хозяйски прилег на девичью постель, опершись на высокую подушку. – Уйду утром. С рассветом. Иначе смысл было отказываться от предложения твоей матушки? Тогда надо было уж открыто ночевать. А так – что скажут, если я столкнусь с кем в коридоре из домочадцев? С Петром, или с матерью вашей? Красиво это будет? То-то. Тайна, значит —тайна. Наша с тобой! Иди сюда.

Лида не двинулась с места, лишь заметила, что ее бьет мелкая дрожь.

– Иди ко мне, – с напором повторил Хохлов и Лида, как под гипнозом, сделала два шажка к кровати.

– Нет, – она замотала головой. – Нет! Как же это?

– А вот так! – просто отвечал ей Хохлов и улыбнулся. – Ты что, действительно думаешь, что мне негде переночевать? Когда ты позвала меня, я подумал, что это ты зовешь меня. Ты.

– Я, конечно, я, – ничего почти уже не соображая, кивала Лида. – А кто же? Я решила, я догнала… Я и позвала.

– Ну вот! – Арсений сел на край постели, лицом развернувшись к ней. – К тебе и пришел!

– Но это, нет, – Лида теряла разум, понимая, что стоит теперь зажатая между его коленей, а сильные руки скользят по ее спине, ниже, по ногам, снова взлетели вверх, ухватили за талию. – Нет, нельзя так… Не надо…

– Надо! Надо взрослеть, девочка!

Жаркий шепот в самое ухо заглушил остатки разума в ее девичьей головке, и Лида не заметила, как оказалась лежащей на собственной кровати, а Арсений возвышался сейчас над ней, упершись одной рукой в подушку, а второй страстно лаская ее. Он наклонился и зажал ей рот долгим поцелуем, заглушая последние просьбы и мольбы, побеждая слабый напор оставшегося сопротивления. Когда он понял, что девушка обмякла под его руками, он на минуту отпустил ее, привстал на коленях, выпрямился и одним рывком скинул с себя рубаху через голову, обнажив торс. У Лиды перехватило дыхание. Он протянул руку и стал расстегивать пуговки у нее на груди – одну за другой, одну за другой. Лида молчала и только смотрела на него в полумраке. Арсений всей тяжестью навалился, лег на нее, но тут безбожно заскрипели пружины кровати, и оба на миг застыли.

В тишине Арсений стал босыми ногами на пол – когда он успел скинуть сапоги, Лида не заметила вовсе – сорвал с постели лоскутное одеяло и одним широким жестом расстелил на полу. Стащил туда же подушку, и, подняв Лиду на руки, уложил на вновь изобретенное ложе. Теперь ночную тишину не нарушал никакой скрип, а только слышались подавляемые стоны и неровное дыхание двух человек.