Артур Феличе - Морские нищие [Роман]

А старик продолжал рассказывать о тяжелых условиях работы на море. Иоганн узнал о шкиперах, которые, нанявшись на судно какого-нибудь судовладельца, старались выжать из матросов последние силы, хотя и получали в восемь раз больше любого, самого опытного из них.

Иоганн узнал о жестоких законах, которые держат матросов в полной зависимости от шкипера, нанимающего их на определенные сроки. Зависимость эта давала себя знать особенно сильно во время плавания и на стоянках в иностранных портах. За побег с судна, например, матроса могли легко приговорить к повешению, стоило только шкиперу представить двух свидетелей, что матрос убежал, получив хотя бы часть причитающегося ему жалованья. А что стоило богатому человеку подкупить таких свидетелей? Мало ли подлецов на свете!.. Кроме шкипера и самого владельца судна, гроза могла прийти и от фрахтмана — купеческого уполномоченного. За нечаянно разбитый при переноске, подмоченный непогодой или утопленный товар у матроса без разбора дела вычитали что хотели из его и без того ничтожного заработка…

Они проговорили так до самого заката, когда солнце огненным шаром начало медленно падать в синеву горизонта, а с моря резче повеяло соленым вольным ветром.

— Эх, и хорош этот час! — сказал задумчиво старик. — А ведь день все-таки, как вся жизнь, уходит. Смыкается над головой, как волна…

— Да… час хорош, — отозвался бодро Иоганн, — но завтра, с утра, будет лучший!..

— Еще бы!.. — Голос старого матроса прозвучал особенно проникновенно. — И час тот нельзя пропускать. В тот час, еще мальчишкой, я садился под парус или за весла. И ветер с моря вливал тогда в молодую грудь богатырские силы!

— Ветер с моря… — повторил Иоганн, прищурив глаза и всматриваясь в пламенеющую полосу заката. — Ветер с моря…

Иоганн не вернулся в дом «Золотого льва». Он махнул рукой и на отчет антверпенскому «Винограднику». Все письма и бумаги доставлены в целости, а остальное — не его дело!..

Ветер с моря страстно звал его на простор. И скоро он натолкнулся на тех, о ком мечтал.

В небольшом рыбачьем поселке, в стороне от Мидделбурга, собралась ватага молодых, бесстрашных людей, не связанных ничем с родиной, кроме беззаветной любви к ней. Какой-то дворянин-кальвинист, убежавший из-под ареста, грозившего неминуемой казнью, возглавил эту кучку смельчаков. Легкий баркас стал их пристанищем среди морского приволья. Но они твердо надеялись на лучшие времена.

В светлое, радостное утро баркас отчалил от Зеландии, направляясь к берегам Англии. Бежавшие туда год назад реформаты обещали поддержать родичей.

Иоганна мучило только беспокойство о Лиаре с Луизой. Исполнит ли Барбара в случае чего его просьбу?..

Ему так и не пришлось узнать тогда, что дворяне и богатое купечество, испугавшись последствий, отреклись от простого народа и быстро пошли на уступки правительству. Со своей стороны Маргарита Пармская, чтобы отколоть дворян и консистории от восставших, обещала смягчить эдикты, простить дворян-«союзников» прекратить деятельность инквизиции и разрешить кальвинистское богослужение.

Тогда большинство высшего дворянства принялось помогать ей очищать страну от «мятежников». Среди них был схвачен и брошен в темницу антверпенский ткач Лиар.

Барбара с разрешения отца послала старого слугу за оставшейся без приюта Луизой.

О событиях в Нидерландах Генрих узнал у Швенди. Там собрались и оба знатных посла из Фландрии — Берген и Монтиньи. Швенди рассказывал:

— Не оставив в соборе камня на камне, иконоборцы бросились по улицам с криками в честь гёзов и продолжали громить другие церкви. К утру насчитали до тридцати разрушенных церквей. В монастырях были сожжены древние библиотеки, всевозможные архивы, разбиты винные и пивные погреба. Монахи и монахини спрятались по родным и знакомым. Но, заметьте, ни один из них не был ни оскорблен, ни побит. Из Антверпена мятеж разлился по всей Фландрии, захватив и северные провинции. И нигде он не сопровождался грабежом или убийством. Из четырехсот опустошенных храмов не было похищено ни одной драгоценности, ни в одном городе не было пролито и капли крови…

— Но зато потоками крови заплатит за это бедная Фландрия, — сказал глухо Берген и в волнении встал. — И если все эти годы народ жгли и вешали только за инаковерие, то с августа 1566 года будут казнить, как мятежников и грабителей.

— Однако бескорыстие иконоборцев, — снова заговорил Швенди, — подтверждают все честные люди. В Турнэ собор был усеян жемчугом, драгоценными камнями, золотом. Правительственные лица подобрали все и спрятали под замок. Были случаи, когда иконоборцы сами сдавали ценности своим старшинам для оказания помощи бедным.

— Как отнеслась ко всему правительница? — спросил Монтиньи. — Мы с Бергеном ничего не знаем, что делается в Провинциях. Его величество, видимо, отдал приказ не допускать к нам никого, кто бы мог сообщить какие-нибудь вести. То, что пишем мы, также задерживается…

— Правительница сначала собралась бежать из страны, но Оранский, Эгмонт и Горн убедили ее отказаться от недостойного шага. Скрепя сердце она осталась. И двадцать пятого августа подписала с Людвигом Нассауским и другими дворянами-«союзниками» договор, по которому исповедание новой религии допускалось в местах, где оно успело уже установиться к этому времени.

Генрих вскочил:

— Что?.. Герцогиня Пармская подписала такой договор?..

— Да. Кроме нового богослужения, в договоре подтверждалась отмена инквизиции и обещалось, что не будет никаких преследований дворян за прошлое и что они будут допущены к государственной службе.

— Ведь это чудесно! — воскликнул Генрих. — Провинции могут теперь ликовать!..

Швенди покачал головой:

— Провинциям рано ликовать. Оранский не так доверчив. И он прав. Договор подписала правительница, а не король Филипп. Подписала, вынужденная страхом. Когда в руках ее будет сила, договор сумеют обойти, как обошли нидерландские привилегии. Вы, ван Гааль, лучше всех нас знаете, что уже вчера король отправил курьера в Рим. А кому неизвестно. что вновь избранный папа Пий Пятый живет и дышит инквизицией?.. Из Рима не замедлит прийти благословение жесточайшему мщению «осквернителям католических святынь»…

Вошла сеньора Мария с Инессой. Марикитта накрыла на стол. Обед прошел вяло.

После ухода послов Швенди подсел к Генриху:

— Я не рассказал главного, ван Гааль. Оранский пишет, что среди дворян нет единодушия. Многие испугались последствий мятежа и отступились от общего дела. Принц не без основания опасается, что это может привести более слабых на путь предательства в самую решительную для родины минуту… Оранский больше чем когда-либо нуждается в точных сведениях о намерениях Филиппа. Мы с вами, как два дозорных, должны быть на страже. Принц ждет наших донесений.