Артур Феличе - Морские нищие [Роман]

Генрих крепко пожал руку Швенди.

— Я счастлив, что его светлость направил меня к такому учителю жизни, как вы! — сказал он проникновенно и оглянулся.

Швенди засмеялся:

— Я уверен, что она ждет вас под кипарисом.

— Кто?.. — Генрих покраснел до корней волос.

— Ну конечно, старая Марикитта!.. Кто же еще? — смеялся Швенди.

Генрих поспешил в патио. Он застал Инессу на заветной скамье. Лицо у нее было растерянное.

— Хорошо, что пришли, Генрих. Я кое-что поняла из общего разговора. Не объясняйте мне. Я спрошу у дяди — он мне расскажет… Но мне бы хотелось сказать вам о том, что я думаю.

Она секунду помолчала и сказала:

— Человек, как и всё в природе, рождается, чтобы что-нибудь свершить — большое или маленькое, все равно… Вам, Генрих, назначено послужить вашей родине. И никто не должен удерживать вас от этого… Даже самое прекрасное в жизни — любовь…

Он слушал ее как зачарованный.

— А мне… — она вдруг виновато опустила глаза, — мне тоже всегда хотелось быть полезной родине… то есть тем, кто несчастен в Испании. Но теперь я испугалась…

— Чего? Чего, Инесса? — Он взял ее обе руки в свои и прижал их к груди. — Чего же вы испугались теперь?

— Мы можем стать… врагами… — Она смотрела на него с испугом. — Оказаться в разных лагерях.

— Врагами? Что вы говорите?.. Инесса, да ведь все, кто несчастен, угнетен, порабощен, все между собою братья. И мы с вами всегда будем среди них!..

Высокая мрачная фигура в черном колете, с орденом Золотого Руна медленно проследовала ранним утром мимо стражи и дежурных пажей в кабинет Филиппа. По дворцу пополз слух: король спешно вызвал к себе «Железного Альбу», испытанного полководца. Неужели готовится снова война? С кем?.. Кто осмелился напасть на владения испанской короны? Ведь восьмилетний мир с давнишним врагом, Францией, цветет и крепнет. Венец этого мира — королева Изабелла, «Оливковая ветвь», — подарила родственным теперь державам новые побеги: двух прелестных девочек — инфант. Кто же враждует с Испанией? Кто-нибудь из итальянских государей?.. Англия?.. Нет, их посланники мирно пребывают в Мадриде, аккуратно посещая королевские приемы.

В то же утро в дворцовой капелле Педро де Суенса произнес торжественную проповедь о грехе неповиновения «божьим помазанникам» и о неминуемой каре за это. Кто-то из придворных заметил, что лица обоих нидерландских послов стали при этом белыми.

К полдню всем было уже известно, что король отдал приказ немедленно начать набирать полки для похода на Нидерланды и что герцогу Альбе поручено фактически заменить собой не справившуюся с правлением Маргариту Пармскую.

После службы в дворцовой капелле с инфантом стало плохо. Он бился в руках у Генриха и кричал:

— Альба не поедет в Нидерланды! Я убью его прежде, чем он двинет полки! Я сам поеду! Я водворю там порядок! Я загашу все костры инквизиции! Открою двери темниц! И нидерландцы сами призовут меня в правители… Ах, мне душно в Мадриде! Что мне делать? Что мне делать, Генрих?..

Тогда Генрих шепнул ему:

— Ты пробовал говорить с королевой?

Карлос разом затих.

Усадив его, как ребенка, Генрих продолжал:

— Она была когда-то твоим добрым ходатаем. Помнишь?.. Только благодаря ее просьбе назначили день официального признания тебя наследником. Она хотела, вероятно, утешить тебя, когда у нее родился сын, чтобы ты не думал, что он займет твое место на троне Испании. Может быть, ей снова удастся помочь тебе и мы уедем. И уже в Нидерландах начнем действовать самостоятельно.

Карлос сидел с закрытыми глазами.

— Да… королева… «Изабелла мира»… «Оливковая ветвь».

Когда Карлос окончательно пришел в себя, они серьезно обсудили весь план. Решено было дождаться скорого переезда Филиппа в Аранхуэс. Этот «уголок рая», как прозвала королева летнюю резиденцию испанских монархов, находился в нескольких часах езды от Мадрида. Он нравился Елизавете больше, чем все еще строившийся Эскориал, напоминавший скорее огромную тюрьму, чем дворец. Аранхуэс издревле хранил завет, запрещавший убивать все, что жило в его пределах. Оттого сады его были полны всякой дичи и птицы не боялись людей. Говорили, что даже Филипп не подписал там ни одного смертного приговора, хотя и отрицал смягчающее влияние старой резиденции.

Но «Изабелла мира» — «Оливковая ветвь» обманула их ожидания. Карлос не решился даже высказать свою просьбу. Королева сидела среди своих придворных дам в Розовой беседке, похожей на большую золоченую корзину цветов, и вышивала.

— Взгляните, ваше высочество, — сказала она, сияя любезной улыбкой, — какой чудесный рисунок. Его составил наш знаменитый художник Хуан де Хуанес, очень благочестивый человек… Его величество доверил ему даже роспись Эскориала. Он приступает к работе всегда не иначе, как приготовившись к ней исповедью и причастием…

— Смею спросить, ваше величество, — обратился Карлос благоговейно, — эта драгоценная вышивка, которой касались ваши руки, будет украшать какой-нибудь алтарь? Здесь или на вашей прекрасной родине — Франции?

— О нет, — с оттенком самодовольства ответила королева, — я кончаю священное знамя для армии герцога.

— Альбы?! — невольно отступил Карлос.

— Да… Я шью и молюсь Мадонне о ниспослании герцогу победы.

— Победы над кем? — вырвалось у стоявшего рядом Генриха.

Королева удивленно подняла на него глаза:

— Над богоотступниками, конечно. На днях нам всем предстоит поехать в Мадрид на торжественную процессию в монастырь к образу Аточской Божьей Матери. Его величество готовится к всенародной молитве за благополучное доведение святого дела до конца.

Генрих сдержал крик негодования. Карлос, опустив голову, молча рассматривал будущее знамя Альбы. Белый шелк, переливаясь в складках и изгибах, казался огромной змеей с вышитой золотом и серебром чешуей.

— Прошу меня простить, ваше величество, — сказал он угрюмо, — но я должен идти…

И оба они с церемонным поклоном, предписанным этикетом, вышли из «Рая королевы».

Генрих во весь опор мчался верхом в Мадрид. Карлос наотрез отказался просить о чем-нибудь мачеху.

— Двор короля Филиппа Второго, — сказал он с ненавистью, — сумел переродить даже ангела!..

И они принялись с Генрихом за подготовку к бегству. Необходимо было собрать как можно больше денег. Генрих поскакал в столицу.

«Какая была нелепость, — думал он дорогой, — тратить столько сумасшедших денег на попойки среди завсегдатаев вент и уличных цыганок! Карлос слишком поздно спохватился. Вряд ли кто-нибудь из мадридских ростовщиков даст сейчас хоть горсть мараведи [32] Мараведи — мелкая медная монета в Испании. взбалмошному нелюбимому сыну короля. У Карлоса и без того накопилась уйма неоплаченных долгов. Какая непростительная беспечность!»