Эдвард Резерфорд - Королевский лес. Роман об Англии [litres]

Это были дела заурядные. Пусть и трагичные для родных осужденных, но не особенно интересные.

Однако дело молодой леди, обвиненной в краже кружев, было совсем другого рода. В зал набился народ. Присяжные оживились. Юристы в черных мантиях и париках рассматривали ее с любопытством. Даже судья больше не сидел со скучающим видом.

Интерес к делу и любопытство по отношению к юной леди оказались мелочью по сравнению с впечатлением, которое произвело ее хладнокровное заявление в ответ на вопрос судьи, кто представляет обвиняемую.

– Если угодно Вашей чести, у меня нет адвоката. Я представляю себя сама.

Это вызвало в зале гул. Теперь она всерьез завладела всеобщим вниманием.

Любой, кто видел Фанни Альбион неделей раньше, нашел бы разительной произошедшую в ней перемену. Она была одета в простое белое платье с модной высокой талией, которое придавало ей особо целомудренный вид. Однако кружевная отделка, атласный пояс и шелковые туфли говорили, что мисс Альбион скромна, но явно богата. И если под платьем скрывалось странное деревянное распятие, когда-то принадлежавшее крестьянке, то об этом не знал никто, кроме Фанни и мистера Гилпина.

Она держалась уверенно и спокойно, когда ее проводили к положенному месту. Прочли обвинение, ее спросили, признает ли она себя виновной, и ответ прозвучал твердо и четко:

– Невиновна.

Взглянув на зал, она обнаружила немалую поддержку. Там были Гроклтоны. Рядом с ними сидел мистер Гилпин, который призвал ее как можно проще сказать правду. А еще миссис Прайд. И как серьезно заклинала ее экономка днем раньше: «После всего случившегося вы должны спасти себя, мисс Фанни. Теперь перед вами самостоятельная жизнь». Но пообещать бороться ее заставил другой человек, который сейчас улыбался ей, а до того предложил руку и сердце, – Уиндем Мартелл, взмолившийся: «Милая Фанни, сделайте это ради меня».

Сторона обвинения действовала обычным порядком. Первой вызвали продавщицу. Она заявила, что какое-то время наблюдала за подсудимой, увидела, как та открыла сумочку, осмотрела кружево, бросила его в сумочку, застегнула ее и быстро пошла прочь из магазина. Продавщица описала, как выбежала за воровкой, задержала ее снаружи и как в присутствии управляющего кружево было найдено в сумочке.

– Что сказала обвиняемая, когда ее уличили в краже?

– Ничего.

На миг поднялся гомон, но судья призвал всех к тишине и предложил Фанни подвергнуть свидетельницу перекрестному допросу.

– У меня нет вопросов, милорд.

Что это значило? Люди начали переглядываться.

Вызвали управляющего. Он подтвердил ход событий. Фанни вновь предложили его расспросить. Она отказалась.

Дала показания женщина, наблюдавшая за тем, что происходило в магазине. Фанни и тут ничего не оспорила. У мистера Гроклтона был озабоченный вид, его жена была готова сорваться с места. Миссис Прайд сжала губы.

– Я вызываю обвиняемую, мисс Альбион, – объявил прокурор.

Это был маленький полный человек. Когда он говорил, петлицы его накрахмаленного судейского воротника ходили взад и вперед на мясистой шее.

– Мисс Альбион, будьте добры рассказать суду, что произошло в тот день.

– Разумеется. – Она заговорила серьезно и четко. – Я ходила по магазину именно так, как услышал суд.

– Ваша сумочка была расстегнута?

– Я этого не замечала, но у меня нет оснований сомневаться, что да.

– Вы подошли к столу, на котором были разложены кружева? И вы отрицаете, что взяли отрез, бросили в сумочку и пошли к двери?

– Я этого не отрицаю.

– Не отрицаете?

– Нет.

– Вы украли кружево?

– Очевидно.

– Тот самый отрез, который нашли в вашей сумочке за пределами магазина, как описали управляющий и свидетельница?

– Совершенно верно.

Прокурор пришел в некоторое недоумение. Он взглянул на судью, пожал плечами:

– Милорд, члены жюри, вы слышали это из уст обвиняемой. Она украла кружево. Обвинение отказывается от дискуссии по причине своей явной правоты.

Он вернулся на свое место и бросил что-то своему помощнику о глупости женщин, пытающихся защититься без адвоката, после чего стал ждать слова Фанни, которой судья дал знак выступить.

Суд погрузился в полное безмолвие, когда она вышла.

– У меня есть только один свидетель, милорд, – заявила Фанни. – Это мистер Гилпин.

Мистер Гилпин занял место свидетеля с исключительным достоинством. Он подтвердил, что является священником в Болдре, носителем ряда ученых степеней и автором некоторых уважаемых трудов, а также то, что всю жизнь знает Фанни и ее родных. На предложение описать ее положение в обществе, он ответил, что она наследница имения Альбионов и солидного состояния. На ее вопрос, испытывала ли она когда-нибудь нужду в деньгах, он ответил, что нет.

Потом Фанни попросила описать ее характер. Гилпин весьма доходчиво рассказал о ее несколько замкнутой жизни и преданности отцу и тете. Фанни спросила, как вышло, что она поехала в Бат. Он сообщил суду, что сам договорился об этом с Гроклтонами, чтобы она сменила обстановку. По его мнению, она слишком долго прожила в изоляции с двумя стариками в Альбион-Хаусе.

– Как вы расцениваете тогдашнее состояние моего рассудка?

– Меланхолия, вялость, отрешенность.

– Удивились ли вы, узнав, что меня обвиняют в краже?

– Поразился. Я не поверил.

– Почему?

– Потому что, зная вас, я не мог допустить и мысли, что вы что-то украли.

– У меня больше нет вопросов.

Тогда к священнику подскочил прокурор:

– Скажите мне, сэр, верите ли вы подсудимой, когда она говорит, что украла отрез кружев?

– Безусловно. Я в жизни не слышал от нее лжи.

– Итак, она это сделала. У меня больше нет вопросов.

Судья посмотрел на Фанни.

– Могу ли я от себя обратиться к суду, милорд? – поинтересовалась она.

– Можете.

Она наклонила голову и повернулась к жюри.

Двенадцать присяжных не сводили с нее глаз. В основном это были торговцы, а еще два местных фермера, один чиновник и два ремесленника. Их естественное сочувствие было на стороне хозяина магазина. Им было жаль молодую леди, но они не видели для нее оправдания.

– Джентльмены присяжные, – начала Фанни, – вас, может быть, удивило то, что я ни словом не возразила против предъявленных улик. – (Ей не ответили, но было ясно, это так.) – Я даже не пыталась предположить, что продавщица ошиблась. – Она помедлила не дольше секунды. – Зачем мне это делать? Это приличные, честные люди. Они рассказали о том, что видели. С какой же стати им не верить? Лично я им верю. – Она задержала взгляд на присяжных, а те вовсю смотрели на нее, явно не понимая, к чему она клонит, но слушали внимательно. – Джентльмены присяжные, прошу вас теперь осознать мое положение. Вы слышали от мистера Гилпина, священника с безукоризненной репутацией, отчет о моем характере. Я в жизни ничего не украла. Вы также слышали о моем состоянии. Даже имей я преступные наклонности, а Бог свидетель, что у меня их нет, почему мне было не заплатить за клочок кружева? Мое состояние велико. Это бессмысленно. – Фанни вновь помолчала, давая присяжным усвоить эти слова. – Теперь я прошу вас вспомнить показания о том, что происходило на улице, когда меня задержали. Похоже, я ничего не говорила. Ни слова. С чего бы это? – Она переводила взгляд с лица на лицо. – Это объясняется, джентльмены, моим крайним удивлением. Честные люди сказали, что я взяла кружева. Доказательство было передо мной. Я не могла этого отрицать. Я не заподозрила их во лжи. Они не лгали. Я, видно, взяла кружева. Я и сейчас заявляю, что взяла. И тем не менее была настолько поражена, что не нашлась с ответом. И говорю вам со всей откровенностью, что так и не знаю с тех пор, чем объяснить мои действия. Я вынуждена просить вас поверить: я не знала, что сделала это. Джентльмены, я ни от чего не отрекаюсь и просто говорю вам, что не осознала, как положила кружева в сумочку. Это было величайшим потрясением в моей жизни. – Она посмотрела на судью, затем опять на жюри. – Как такое возможно? Не знаю. Как сказал мистер Гилпин, я действительно пребывала тогда в некотором расстройстве. Насколько я помню, в тот день мои мысли были заняты моим дорогим отцом, которому нездоровилось. Я размышляла, не уехать ли мне из Бата домой, потому что всерьез боялась, что его кончина близка. Увы, мои подозрения подтвердились. Именно об этом я размышляла, пока в отрешенном состоянии бродила по магазину. Я не помню, чтобы даже рассматривала кружева, но полагаю, что, наверное, положила их в сумочку, когда проходила мимо стола и мысленно находилась далеко. Наверное, я представляла себя в каком-то другом месте – возможно, дома. Ибо джентльмены! – Теперь ее голос возвысился. – Как, по какому побуждению, зачем могла я похитить кружева, которые мне были не нужны? С какой стати мне, наследнице большого имения, преданной своему роду и хранящей его доброе имя, вдруг рисковать всем перечисленным ради преступления, не имея причины его совершать? – Фанни сделала глубокий вдох и продолжила: – Джентльмены, мне предложили лучших адвокатов, и я обдумала возможность прибегнуть к их помощи. Безусловно, они попытались бы посеять сомнения в побуждениях, правдивости, надежности тех добрых людей, которые меня обвиняют. До суда меня держали в тюрьме общего режима. Я лишилась моего доброго имени, отца, тети, даже родового дома. Бог рассудил отнять у меня все. – Теперь она заговорила с таким чувством, что на миг показалось, будто продолжить не сможет. – Но за этот ужасный отрезок времени я убедилась в одном: мне следует предстать перед вами и изложить простейшую правду. Я целиком полагаюсь на ваши мудрость и милосердие. – Она повернулась. – Милорд, мне больше нечего сказать.