Эдвард Резерфорд - Королевский лес. Роман об Англии [litres]

Однажды утром я ехал с Джеком, когда подскакал Гилберт. Он тогда как раз и занялся выпасом чужого скота на своей земле. «Поезжайте-ка со мной», – сказал он. Вот мы и поехали к симпатичной лужайке у новой железнодорожной ветки, которую облюбовали пони, так как там была тень.

Когда лес срублен, его обычно везут на лесопилку в определенное место. Опилки, обрубки создают чудовищный беспорядок и могут испортить любое пастбище. Но здесь, прямо на лужайке, стояла отвратительная распиловочная машина, которая засоряла опилками и дымила вовсю. «Кто это вам разрешил?» – спросили мы. «Мистер Ласеллс», – ответил бригадир.

Мы были в бешенстве. Но тут по другую сторону машины мы увидели юного Джека, который изучал ее устройство. Он явился туда и на другой день, как мы выяснили. И дальше бывал там неделями.

Смотрители леса подали в суд на мистера Ласеллса из-за той машины. Дело затянулось на годы. И не потому, что распиловочная машина была так важна, а чтобы показать, кто в Нью-Форесте главный. В итоге ситуация оказалась патовой. Но Джеку было все равно.

Джек никогда ей об этом не говорил. Салли с интересом смотрела на Джорджа. Она и не знала, какая горечь наполняла отношения ее мужа с отцом. Но теперь она ясно видела ее на лице Джорджа. Тот стиснул зубы.

– Даже запрети я ему, – продолжил Джордж, – он все равно улизнул бы поиграть с этой адской штуковиной, а Ласеллс при каждой встрече кивал бы мне со словами: «По крайней мере, Прайд, нас ценит ваш сын».

Джека интересовало все механическое: в те годы в Нью-Форесте начали проводить военные учения. Для военных это была, разумеется, лишь глухомань. Мы постоянно убирали за ними. Скот погибал. Но было ли до этого дело Джеку? Ни малейшего. Теперь, когда солдаты разрешали, он изучал устройство оружия и стрелял из него.

Как бы я ни любил его, должен признаться, что к его восемнадцатилетию я полностью утратил над ним власть. Поэтому, наверное, было неизбежно, что в положенный срок мы расстанемся.

Однажды мы поехали за Линдхерст и как раз достигли старого загона, где обычно отлавливали оленей, когда из Бьюли вдруг к нам направилось в высшей степени необычное транспортное средство. Это была своего рода небольшая металлическая повозка, она ужасно тарахтела, а сзади тянулся шлейф дыма. Конечно, я читал об автомобилях и видел их на картинках, но в Нью-Форесте это был первый, который мне встретился. И впечатление возникло весьма неприятное.

Управлял этой штуковиной достопочтенный Джон Монтегю, сын лорда Монтегю, и мне было крайне жаль, что отец разрешал ему этим заниматься. Но Джек, что и говорить, счел ее замечательной.

«Это будущее, пап. Это будущее!» – воскликнул он.

И именно этот разговор о будущем на обратном пути заставил меня поднять вопрос о его собственном.

Джордж с усилием встал из своего кресла и подошел к окну. Снаружи, казалось, его на миг отвлекли шпалеры с любимые фасолью. Затем он почти гневно тряхнул головой и обернулся:

– Ты должна понять: на исходе века Нью-Форест переживал многое, что можно было назвать успехом. Масса английских фермеров и землевладельцев всерьез пострадала, даже разорилась из-за дешевого зерна, которое поступало из Америки. Но на молочные продукты был большой спрос. Поэтому в Нью-Форесте мелкие хозяйственники жили вполне неплохо. Хороший доход приносили пони. Некоторых продавали на угольные копи как ломовых лошадей – они, понимаешь, были очень крепкие, а других – что грустно, наверное, – во Фландрию на конину. Находилась работа и для новых людей, переезжавших в места вроде Лимингтона. Земля дорожала, и некоторые немного зарабатывали продажей строительных участков. В общем и целом жизнь в Нью-Форесте была недурна.

Я уже много лет проработал, занимаясь выпасом скота. Немного скопил. Мне казалось, что будет неплохо выделить Джеку для начала маленькое хозяйство, и я был в состоянии это сделать. Это я ему и предложил.

«Спасибо, но нет», – ответил он. Вот так запросто и кратко.

«Да ну? Могу ли я тогда узнать о твоих планах?»

«Я собираюсь стать машинистом», – ответил Джек.

Сама понимаешь, я не пришел в восторг.

«Что ж, – сказал я, думая о ближайшем вокзале, – в таком случае, полагаю, ты мог бы устроиться в Брокенхерсте». Но он покачал головой.

«Я уезжаю из Нью-Фореста», – заявил он.

«Уезжаешь из Нью-Фореста? Куда же?»

«Наверное, в Саутгемптон. Или в Лондон. – Он наградил меня жалостливой улыбочкой, которая мне не понравилась. – Мне просто не хочется всю жизнь таращиться на коровьи зады. Это утомляет».

И тогда я поссорился с ним, затеял спор. А он сказал кое-какие вещи, о которых я предпочитаю не думать, потому что они больше не имеют значения. Одно я буду помнить всегда:

«Скоро, пап, нам вообще не понадобятся лошади».

Я решил, что он дурак или спятил.

Джордж тяжело сел и закрыл глаза. Потом вздохнул:

– Итак, он покинул нас и подался в Саутгемптон. Перед тем как его желание сбылось, ему пришлось несколько лет проработать на железных дорогах. Но поезда он водил.

Кроме того, как ни странно, его знакомство с достопочтенным Джоном Монтегю значительно укрепилось.

Когда железную дорогу провели через северный участок поместья Бьюли, начался торг. Ветку могли провести насквозь, но прямо посреди открытой пустоши построили маленькую станцию. Если его светлость или его гости желали поехать поездом, машинисту подавался сигнал, и состав останавливался. Как-то раз поезд вел Джек. Увидев сигнал, он остановился, как и положено, но тут, к его удивлению, вдруг входит достопочтенный Джон Монтегю и заявляет: «Я бы проехался с вами, если вы не против». Он уже, знаешь, был механик до мозга костей и опытный машинист. Будь спокойна: Джек не упустил возможности спросить в ответ, нельзя ли по возвращении осмотреть автомобиль Монтегю. Поэтому, когда мы увидели Джека в следующий раз, он уже все знал об автомобилях. Что до поезда, то никогда не удавалось сказать наверняка, кто его ведет – Прайд или Монтегю.

Через десять лет Джек перебрался из Саутгемптона дальше по железной дороге. Время от времени он писал нам, но виделись мы редко.

Нас совершенно не удивило, что, когда началась Великая война, Джек загорелся желанием вступить в моторизованное подразделение и тут же записался добровольцем. И в положенный срок сумел проехать вдоль линии фронта. Он только об этом и писал. Никто из нас, конечно, до конца не понимал, что происходит на фронте, не говоря уже о том, что произойдет, и нам, вероятно, смутно казалось, что в какой-нибудь бронированной машине ему безопаснее. Пожалуй, он был в большей безопасности, чем те несчастные мальчишки в окопах. Но в недостаточной. – Джордж откашлялся. – Что ж, мы получили телеграмму о его ранении. Говорилось, что тяжелое, и нам придется ждать. Ну, мы и ждали. А когда он вернулся – ты это помнишь, Салли, – мы были, естественно, потрясены. Мы не сильно надеялись, что он когда-нибудь снова станет нормальным, не говоря уже о том, чтобы жениться и обзавестись семьей – от лица-то мало что осталось. Но он был жив.