Эдвард Резерфорд - Королевский лес. Роман об Англии [litres]

Тот, немного постояв перед ним, тронул его за руку и тихо позвал:

– Отец?

Тоттон, заметно вздрогнув, проснулся и уставился на мальчика. Сон не был глубок, но ему понадобилась секунда, чтобы сосредоточиться. На лице Джонатана читалось то сомнение, что возникает у ребенка, который надеется на разрешение сделать что-то и ожидает отказа.

– Да, Джонатан.

– Можно кое о чем попросить?

Тоттон приготовился. Теперь он очнулся полностью. Он сел прямо и попытался улыбнуться. Возможно, если просьба будет не слишком глупой, он удивит мальчика и согласится. Хотелось сделать ему приятное.

– Можно.

– Значит, так. Дело вот в чем… – Джонатан набрал в грудь воздуха. – Ты же знаешь о гонке твоего корабля из Саутгемптона и судна Сигалла?

– Да уж знаю.

– Вот. Я и сам не думаю, что он согласится, но загадал: если Алан Сигалл скажет, что можно, то ничего, если я отправлюсь с ним?

– На судне Сигалла? – Тоттон посмотрел на сына, ему понадобилось несколько секунд, чтобы осмыслить услышанное. – Во время гонки?

– Да. Это же только до острова Уайт, – торопливо добавил Джонатан. – Ведь в море-то мы не выйдем?

Тоттон не ответил. Не смог. Он отвернулся от Джонатана и уставился на двери в гостиную, где обычно сидела жена.

– Разве ты не знаешь, – спросил он в конце концов, – что я ставлю против судна Сигалла? Ты хочешь отправиться с моими противниками? С человеком, от которого я просил тебя держаться подальше?

Джонатан молчал. Ему хотелось лишь быть с Вилли, но он сомневался, говорить ли об этом.

– Что, по-твоему, скажут люди? – негромко спросил Тоттон.

– Не знаю, – уныло ответил Джонатан.

Он не подумал о мнении окружающих. Он не знал.

Генри Тоттон продолжал смотреть в сторону, испытывая унижение и ярость. Он с трудом нашел силы взглянуть на своего единственного сына.

– Мне жаль, Джонатан, – сказал он мягко, – что в тебе нет преданности ни мне, ни своей семье.

«Которая, помоги мне Бог, все равно сократилась до меня одного», – подумал он.

И Джонатан вдруг понял, что обидел отца. И ему стало жалко его. Но он не знал, как поступить.

Тогда Генри Тоттон, раздавленный своей никчемностью и потерей всякой надежды добиться сыновней любви, пожал в отчаянии плечами и закричал:

– Поступай как хочешь, Джонатан! Отправляйся, с кем тебе угодно!

И в мальчике произошла внутренняя борьба между желанием и любовью. Он знал, что должен отказаться от своего намерения или, по крайней мере, выбрать другое судно. Это был единственный способ сообщить отцу о своей любви, хотя он сомневался, что даже в этом случае суровый купец ему поверит. Но ему хотелось отправиться с Вилли и беспечным моряком на их суденышке с его секретной скоростью. И поскольку ему было всего десять, желание перевесило.

– О, спасибо, отец! – сказал он, поцеловал Тоттона и побежал сообщить новость Вилли.

Вилли появился на следующее утро.

– Папаша говорит, что можно! – объявил он ликующе.

Генри Тоттона не было дома, и он не услышал эти добрые вести.

Прошел короткий апрельский дождь, но сейчас светило солнце. Новости были слишком волнующими, чтобы обсуждать их в помещении, и вскоре оба мальчика отправились на поиски развлечений. Сперва они хотели пройти пару миль на север и поиграть в лесу близ Болдра, но не прошли и мили, когда начался пологий спуск и их внимание переключилось на кое-что находившееся выше – прямо по курсу, на краю возвышения.

– Пошли на кольца, – предложил Джонатан.

Место, которое их привлекло, было занятной достопримечательностью лимингтонского пейзажа; оно представляло собой небольшое земляное ограждение, расположенное на пригорке с видом на соседнюю реку, и было известно как Баклендские кольца, хотя его низкие, поросшие травой стены больше напоминали прямоугольник. Датировавшееся кельтской, еще доримской эпохой, оно могло служить фортом для охраны реки, или загоном для скота, или тем и другим, однако притом что в Лимингтоне вполне могли проживать потомки его строителей, за тысячу лет изгладилась даже память об этом древнем поселении. Внутри щипали сладкую травку животные, на стенах играли дети.

Это было хорошее место для игр. После недавнего дождя травянистые уступы стали скользкими, и Джонатан только что отбил третью атаку на крепость со стороны Вилли, когда они увидели ладного всадника, который, заметив их, жизнерадостно помахал рукой, спешился и направился к ним.

– Сегодня, значит, – добродушно заметил он, – бой происходит на суше, а скоро ваши отцы сразятся в море.

Ричард Альбион был очень приятным джентльменом. Его предки носили фамилию Альбан, но за последние два столетия она, как лесной ручей, постепенно меняющий курс, претерпела изменения и стала произноситься удобнее для своих, так сказать, берегов – Альбион, непринужденно струясь в этом виде на протяжении нескольких поколений. Как жители леса, они сохранили свое положение среди местного джентри и соответственно заключали браки. Жена самого Альбиона была из семьи Баттон, владевшей поместьями близ Лимингтона. Ричард Альбион, теперь уже средних лет, с поседевшими волосами и ярко-голубыми глазами, был поразительно похож на своего предка Колу Егеря, жившего четыре века назад. Человек по натуре щедрый, Альбион часто останавливался, чтобы дать какому-нибудь ребенку фартинг; он знал в лицо большинство жителей Лимингтона, а потому сразу понял, что за ребята играют в Баклендских кольцах. Поэтому он завел с ними чрезвычайно дружескую беседу и обсудил предстоящую гонку.

– А вы, сэр, будете смотреть? – спросил Джонатан.

– Непременно. В жизни такого не пропущу. Да там небось соберется вся округа. Откровенно говоря, – добавил он, – я только что побывал в Лимингтоне, хотел и сам сделать ставку. Но никто не берет! – рассмеялся он. – Весь город уже настолько увяз, что больше никто не осмеливается спорить. Полюбуйся, что с ним сделал твой отец, Джонатан Тоттон!

– На кого же вы ставите, сэр? – поинтересовался Вилли.

– Что ж, – честно ответил джентльмен, – боюсь, что я поставил бы на саутгемптонское судно, но не потому, что имею хоть какое-то представление, кто победит, а просто хочу быть на стороне Генри Тоттона.

– А сколько бы вы поставили, сэр? – Джонатан не был уверен, уместен ли такой вопрос, однако Альбион оказался не из обидчивых.

– Я предложил пять фунтов, – ответил Альбион со смешком. – И никто не взял моих денег! – Он ухмыльнулся обоим. – Вы не хотите?

Джонатан помотал головой, а Вилли серьезно сказал:

– Папа не велел мне заключать пари. Он говорит, что спорят только глупцы.

– Истинная правда! – вскричал Альбион, придя в великолепное расположение духа. – И потрудись его слушаться! – С этими словами он вскочил в седло и ускакал.