Зинаида Чиркова - Звезда печального счастья

В 1701 году некоему Талицкому за то, что он «писал письма плевательные и ложные» о пришествии антихриста, Петр устроил казнь копчением творимую…

А вот еще одна казнь еретика-фанатика. Во время молебна он «вывалил» из рук епископа святой образ и назвал почитание икон «идолопоклонством». Его схватили и предали медленному сожжению — на не горящем еще костре ему дали в руки просмоленную палку и зажгли. Палка сгорела, сгорела и рука, и только после этого зажгли костер и сожгли фанатика.

Но не забыта была и казнь сажанием на кол. Один из главных участников заговора царевича Алексея майор Глебов был посажен на кол и предан мучительной смерти.

В 1721 году за упорство в расколе и бунт жителей города Торовца Петр приказал поголовно сажать на кол. С тех пор торовичан так и зовут коловичами.

Казни Петра были особенно мучительны тем, что смерть приходила к страдальцам лишь через несколько дней. Особенно долго мучили мужеубийц — их закапывали живыми в землю. Разрывали лошадьми, перетирали тело тонкой веревкой, и на все это Петр смотрел как на обычное дело.

Петр же ввел и новый вид наказания. Наряду с другим — вырезыванием ноздрей, колесованием — начали применяться и шпицрутены по образцу наказаний в Пруссии.

Ставили два ряда солдат, каждому давали в руки шпицрутен — гибкий прут длиной около сажени и чуть меньше вершка в окружности, — осужденному обнажали спину до пояса, а руки его привязывали к ружью, повернутому к нему штыком. Острый штык заставлял приговоренного шествовать среди двух рядов солдат, и удары сыпались на него справа и слева. Под барабанный бой вскрики и стоны несчастных не так были слышны. Истязание это было по силе и жестокости таким же, как и битье кнутом, а Елизавета вместо кнута назначала солдатам только шпицрутены.

Для флота ввел Петр в употребление наказание линьками и кошками. Обычным местом казней и расправ в Петербурге были Троицкая и Сенатская площади, а при Бироне начали истязать уже на Петербургской стороне, на площади Сытного рынка.

Петру доставляла удовольствие самоличная расправа с провинившимися. Своего любимца Меншикова он бивал не раз. Раз посмел он танцевать в сабле, и Петр так хватил кулаком Александра Данилыча, что брызнула кровь, в другой раз бил его по лицу, пока тот не упал замертво. Его же бросил раз Петр на пол и топтал ногами.

Случалось, что забивал насмерть непокорных царь своей рукой. Придворный служитель, не успевший снять перед государем шляпу, поплатился головой — знаменитая дубинка Петра раздробила ему голову так, что во все стороны брызнули мозги.

А легенда о голове Монса, к которому благоволила императрица Екатерина Первая, обошла все газеты Европы. Отсек ее Петр и выставил на всеобщее обозрение, да еще и жену провез мимо, чтобы видела…

Погрубее и попроще обошелся Петр со своей любовницей Марией Гамильтон. Он заподозрил ее в связи со своим денщиком Орловым. Она родила от него ребенка и убила его.

Петр сам допрашивал Марию с пристрастием — пошли в ход и дыба, и раскаленные щипцы…

Мария ни в чем не сознавалась, но Петр приказал обезглавить ее. В назначенное время подъехала к Троицкой площади карета — ожидавшая помилования Мария Гамильтон вышла из нее, наряженная в белое платье с черными лентами.

Вышел из свой коляски и император. Мария бросилась ему в ноги. Он шепнул что-то палачу и отвернулся. Голова преступницы скатилась на землю. Петр поднял ее, поцеловал, перекрестился и велел положить голову в спирт. Она еще долго хранилась в Академии наук.

Как и Ивану Грозному, Петру нравилось мучить людей и насиловать их волю. Ни за что не хотел старый боярин Головин мазаться сажей и рядиться в шуты — восставала его сословная гордость. Тогда его раздели донага, изукрасили демоном и поставили голым на невский лед.

Питавшие страх и отвращение перед покойниками должны были ходить в анатомический театр и разрывать зубами мускулы трупов…

Печально смотрел Александр в огонь, и жестокие картины нравов тех времен воскресали перед ним.

А уж что только претерпел русский народ во времена Бирона, и подумать страшно. «Человек не сделал никакого преступления, вдруг его схватывают, заковывают в кандалы и везут в Москву, в Петербург, неизвестно куда, неизвестно за что… Оказывается, два года назад он разговаривал с каким-то подозрительным человеком. О чем они разговаривали, вот из-за чего вся тревога, страхи, пытки… Ложась спать вечером, нельзя было поручиться за себя, что не будешь к утру в цепях и с утра до ночи не попадешь в крепость, хотя бы и не знал за собой никакой вины».

Не щадили ни знатных, ни богатых, ни крестьян, ни дворян. Сенатору Мусину-Пушкину вырезали язык и назначили Сибирь. Зуда, секретарь сенатора Волынского, был прежестоко избит плетьми только за то, что перевел для своего барина несколько исторических книг. Самому Волынскому только за недовольные слова об императрице и Бироне отсекли руку и голову. Сержанта Семеновского полка Алексея Алексеевича Шубина, приглянувшегося цесаревне Елизавете, посадили в каменный мешок, пытали, секли, потом сослали в Сибирь, где принудили его жениться на камчадалке. «Страх, уныние и отчаянье владели душами всех, никто не был безопасен о свободе и жизни своей. Знатные лишались свободы, чести, имения и жизни, а простолюдины и крестьяне от несносных налогов, безвременного, жестокого правежа недоимок из отечества спасались бегством за границу…»

Крестьяне были разорены, нечем было платить налоги. Бирон стал подвергать неплательщиков жестоким истязаниям. В деревни отправлялись воеводы с командами солдат. Хватали лучших мужиков, ставили их каждый день длинными рядами босиком на снег и жестоко били палками по икрам и пяткам. По деревням слышен был стук палочных ударов, крик мучимых и плач женщин и детей, страдавших от голода и жажды…

Бирон сам любил сечь кнутом. Он обожал лошадей, и в манеже была у него особая комната, где секли провинившихся. Допустивший малейшую оплошность конюх привязывался к широкой скамье, раздетый догола, и Бирон сам считал удары кнута. Иногда находили на него припадки дикого гнева, он пинком ноги отбрасывал палача и сам принимался неистово стегать несчастного. Под его зорким глазом палачи не жалели сил для истязания — они знали, если посекут недостаточно жестоко, их самих ждет та же скамья…

Одна Елизавета среди всех правителей того времени возвышалась как милостивая государыня. Она отменила смертную казнь, но рванье ноздрей, Сибирь, розги, плети и шпицрутены так и остались в обиходе.

Екатерина с самых первых годов своего правления принялась сокращать истязания. Сначала их отменили для малолетних, потом для привилегированных сословий, потом для купцов первых двух гильдий и почетных граждан, иеромонахов и священнослужителей…