Зинаида Чиркова - Звезда печального счастья

Последние две недели Наталья Дмитриевна провела в страшной тревоге. Впервые поняла она, как привязана к мужу, как он дорог ей, этот добрый и честный человек, бескорыстно и без всяких видов присоединившийся к людям, желающим отечеству улучшения. Она потихоньку собирала деньги, теплые вещи. Собирая их, она вдруг почувствовала знакомое недомогание, а потом и первый толчок в стенку живота. Она поняла, что опять беременна, и с грустью подумала, что этот, второй ребенок совсем некстати. Михаил Александрович не скрыл от нее ничего — предупредил, что может быть арестован, хотя вряд ли может произойти что-то слишком уж опасное — ну вышлют в деревню, так он и так живет в ней, ну лишат орденов и звания, так это тоже пустяки — за чинами он никогда не гнался…

Но за его смущенной и неловкой улыбкой она угадывала сильное беспокойство и понимала, что он просто успокаивает ее. Ночами она почти не спала, прислушиваясь к звонам колокольчиков на дороге.

Она почернела и подурнела и хотела, чтобы скорей уж кончилось это тягостное время ожидания и неопределенности, скорей бы уж все пришло к своему концу…

И все-таки все произошло неожиданно.

Она улыбалась, наблюдая, как Матрена, ее старая няня, кормит кашкой поздоровевшего за лето Митеньку, как он капризно отворачивается от протянутой ложки и надувает губы, брызгая кашей кругом.

— Ах ты, бесстыдник, — уговаривала его Матрена, — так-то ты слушаешься, так-то ты почитаешь матушку и батюшку…

Митенька продолжал свое. Наталья Дмитриевна уже хотела было сказать, чтобы Матрена перестала кормить мальчишку — не хочет, нечего пичкать, захочет — сам запросит…

Звяканье колокольцев она услышала уже тогда, когда тройка остановилась у самого крыльца.

Она побледнела, прижала руки к груди…

В прихожей послышались шаги, в столовую медленно вошел брат Михаила Александровича Иван Александрович. С ним были еще двое незнакомых ей офицеров.

Михаил Александрович поднялся от стола, перевел глаза на людей, стоящих за братом…

— Мы за тобой, — с усилием произнес Иван Александрович, — по делам надо, в Москву…

— Сию минуту, только оденусь, — спокойно ответил генерал.

— Что такое, зачем? — заволновалась и вскочила со своего стула Екатерина Михайловна, — по такой погоде да по морозу, какие дела? И что это значит?

— Успокойтесь, маман, — спокойно проговорил Михаил Александрович, — вы же видите, брат приехал, раз говорит, что надо в Москву, значит, необходимо поехать по делам. И люди ждут…

В минуты сильной опасности он всегда был собран, спокоен и всем своим видом показывал, что оснований для беспокойства нет.

Он поднялся наверх, переоделся из домашнего платья в военный мундир со всеми орденами и регалиями, с золотыми эполетами на плечах, а внизу уже натянул широкую и просторную шинель.

— Я готов, господа, — почти весело произнес он, спустившись. — Не волнуйся, Наташенька, — он подошел к жене, — я скоро вернусь. Тебе волноваться вредно…

Он так крепко прижал ее к себе, как никогда еще не обнимал, поцеловал словно последним поцелуем, потом с силой оттолкнул.

— Митенька, ах ты, размазня, — он зарылся головой в пушистые волосы ребенка, сжал его в своих объятиях. Митенька начал вырываться из такого сильного сжатия, и Матрена подхватила ребенка.

— Прощай и прости, Наташа, — еще раз, уже строго, сказал Михаил Александрович, — а главное, не волнуйся, все будет хорошо…

Он повернулся и вышел вслед за мужчинами…

Как была в легком платье Наталья Дмитриевна выбежала на крыльцо. Стоял довольно сильный мороз, и Михаил Александрович махнул ей, чтоб шла в дом.

Но тройка полетела, и Наталья Дмитриевна побежала вслед за ней. Если свернут на московский тракт, значит, и в самом деле туда, а если поедут по петербургской дороге, значит, он арестован…

Налево — к Москве, направо — к Петербургу…

Она не ощущала мороза.

Тройка свернула на петербургскую дорогу…

Знакомая дурнота поднялась к горлу, глаза заволокло непроглядной темью, ноги подкосились. Она медленно осела в снег.

Подбежали дворовые, бросились поднимать. Холодный снег охладил, прояснил сознание. Она оттолкнула подбежавших, встала, едва держась на ослабевших ногах, и вернулась в дом.

— Матрена, собирайся, — тихо сказала она, — едем в Петербург.

Матрена было завыла в голос, но Наталья Дмитриевна так посмотрела на нее, что та присмирела и тихо спросила:

— С Митенькой?

Наталья Дмитриевна молча кивнула головой.

— Что такое, что случилось? — воскликнула Екатерина Михайловна, все еще сидящая за столом.

В доме сразу забегали, Матрена толково и дельно собирала вещи, распоряжалась укладкой.

— Я еду в Петербург, — объявила Наталья Дмитриевна сухо.

Свекровь чуть не задохнулась от возмущения.

— Как, муж уехал и ты в бега? — крикнула она, выскакивая из-за стола и подбегая к Наталье Дмитриевне. — Это что еще за новости?

Наталья Дмитриевна неожиданно припала к ней, слезы неудержимым потоком хлынули из глаз.

— Матушка, — слабо сказала она, — кто есть влиятельные люди в Петербурге? Напишите рекомендательные письма хлопотать надо, выручать Михаила Александровича…

Свекровь растерялась.

— Что же это, что же это, — бормотала она, — почему?

— Пишите, матушка, и побыстрее, я еду скоро, едва только соберусь…

— Да как же ты, такая молоденькая, такая слабая, да что ты сделаешь? И вообще, все это страхи, он приедет скоро, он же сказал.

— Ваш сын арестован, — твердо сказала Наталья Дмитриевна, — разве вы не поняли?

— Мой сын — генерал, — гордо выпрямилась Екатерина Михайловна, — кто смеет в чем-либо упрекнуть его… Разберутся и приедет домой…

— Я не могу вас уговаривать, матушка, хотите помочь сыну, пишите письма всем, кого только знаете, и побыстрее…

Но свекровь вовсе потерялась, она только бестолково всплескивала руками, рыдала без слез и твердила, что ее сын честнейший человек и ни в чем не может быть запачкан…

Наталья Дмитриевна поднялась к себе, собрала деньги, теплые вещи, подумала еще раз, что необходимо взять с собой в дорогу.

Свекровь так и не написала ни одного письма, она вдруг растеряла память, не знала, к кому обратиться, кого просить, кто может помочь.

Наталья Дмитриевна даже не ожидала от себя такой твердости и непреклонности. Когда свекровь поняла, что Натали не шутит, что она в мороз, в декабрьскую стужу собирается ехать, да еще с ребенком на руках, она стала кричать, что никуда не пустит ее, что скорее уж сама поедет, что дитя не должно простудиться, что она как бабушка не позволит взять его.

— Матушка, а вы уверены, что хотите остаться в деревне вместе с внуком, следить за ним, приглядывать? У вас ведь не будет времени для выездов, — настойчиво спрашивала ее Наталья Дмитриевна.