Евгений Положий - Иловайск: рассказы о настоящих людях

Петруха тяжело вздохнул.

«Неплохо, неплохо мы поработали, — думал и радовался Кабан, еле сдерживая улыбку, — нужно только держаться, не выдавать себя на всякий случай, может, еще что-нибудь расскажут».

— А нас из-под Харькова сюда перекинули, на «Успенку», на пропускной пункт. Поток людей, говорят, увеличился, нужно усиление, не успевают паспорта проштамповывать. А тут такое... шальное в живот залетело.

— Людей правильно сделали, что предупредили и эвакуировали — сейчас большая операция начнется по освобождению Донбасса от оккупантов, мирных нужно поберечь.

— Да, — добавил Петруха, — ты правильно мыслишь, Ильич. Война закончится, здесь будет Новороссия, люди вернутся, будут сеять хлеб, растить детей...

— У вас закурить нету?

— У нас ничего нету. У меня вот даже ползадницы нету, — пошутил Ильич.

«М-да, — подумал Кабан, — интересная история. Когда же мне сигарет принесут?»

Наговорившись, после уколов Ильич и Петруха заснули. Кабану еще больше захотелось курить, он достал из-под подушки телефон, чтобы позвонить на заставу и узнать, что происходит, но мобильная связь по-прежнему лежала, телефон молчал и только показывал время: 17.58.

— Можно? — в палату, приоткрыв дверь, заглянула медсестра.

«О, та самая, что на операции сигарету мне курила», — вспомнил Кабан. Невысокого росточка, полненькая, аккуратненькая, круглое личико со вздернутым носиком, русые волосы, светлые глаза. Симпатичная девчонка.

— Меня Нюсей зовут.

— Сережа, можно Серый. У тебя сигаретки не найдется? — спросил Кабан самое главное.

— Найдется, только здесь курить не нужно, сегодня я на дежур­стве. Главный, если запах услышит, то и тебе выпишет, и мне — по самое не хочу. Серый, в Амвросиевку полчаса назад сепары зашли!

Кабан чуть не выскочил из койки, но резкая боль уложила обратно:

— Не может быть! А наши где?

— А ваши уже два часа, как уехали.

— Как уехали?

— На машинах, как же еще? Сепары осатанели совсем, Ашота арестовали, который на заставу продукты возил, пустую заставу гранатами закидали. Очень злые из-за вчерашней колонны, они вас рассчитывали окружить, вместо этого — вот... — показала на двоих спящих раненых сепаратистов.

— Нюся, что делать?!

— Я не знаю!

— Как же ты не знаешь. А кто знает? Мне же хана!

— Хана, если найдут. Я на дежурстве сегодня, на пропускном — Викуся, подруга моя. Спрячем тебя где-нибудь, не бойся.

— Да я и не боюсь, — сказал Кабан неправду. На самом деле он боялся, он очень боялся попасть в плен, потому что в плену ему не жить, а мучиться и умирать медленной страшной смертью. И ничего он сделать сейчас не мог, потому что лежал обессиленный и обездвиженный, разве что попросить Нюсю ввести в вену лошадиную дозу снотворного, чтобы издохнуть и не мучиться. Растерянно смотрел на очень давно выкрашенную в голубой цвет стену — краска поблекла, потрескалась и вздулась, от чего Кабану стало еще неуютнее и холоднее, хотя на улице с самого утра припекало до тридцати и в палате с полудня стоял, не шевелясь, раскаленный воздух.

Медсестра ушла, а он медленно, насколько позволяли силы, вытащил из-под койки сумку, достал оттуда синий, с двумя белыми полосками спортивный костюм и черную футболку, переоделся в них, как в замедленной съемке, а форму и берцы сложил в сумку. Вечером Нюся зашла сделать уколы, забрала сумку и посоветовала выспаться. И правильно посоветовала.

Потому что рано утром, не было еще и шести, она тихим смерчем ворвалась в палату:

— У нас гости! Тебя ищут, они знают, что ты здесь!

Петруха и Ильич, похрапывая, сладко спали, уткнувшись лицами в подушки.

— Что мы будем делать? — Кабан проснулся мгновенно. Неизвестно, откуда у него взялись силы, но он приподнялся с койки и медленно-медленно пошел по стеночке к выходу.

— Веди меня в операционную, они туда не зайдут.

— Ты что, Серый, какая операционная? Наш главврач — главный сепаратист в Амвросиевке, он вчера тут целый вечер по площади с флагом «дэнээра» скакал!

— Так он же меня оперировал! Я же кричал еще, помнишь, пока наркоз не взял: «Как мы им дали, козлам!» — рассказывал, как я из пулемета сепаров валил.

— Ну, как врач и человек, он нормальный, но не на нашей стороне. Сам он доносить не пойдет, но если спросят, он правду скажет.

— Но мне тогда хана!

— Но и помогать тебя искать он не будет, не такой он человек. Так что не переживай, шансы есть.

Весь этот разговор состоялся, пока Кабан, поддерживаемый Нюсей, добирался до лифта, который опустил их вниз. Они вышли через черный ход на улицу, и, медленно переходя от кустов к стене, от стены к забору, от забора — к дереву, подошли к очень странному строению, точнее, не строению, а обычному железнодорожному вагону, наполовину вкопанному в землю.

— Это что?

— Давай быстрее. Морг.

— Морг?

Входной двери в вагон не оказалось, как и ступеней, — от земли положили доски, по которым они спустились в тамбур, и Кабану пришлось согнуться, от чего он нечеловечески застонал. Нюся достала ключ и открыла двери, из темноты дохнул неприятный зат­х­лый запах.

— На, держи, — дала Кабану две маски на лицо, плеснула на них какой-то медицинской жидкости, чтобы не был так слышен трупный запах, быстро достала из купе проводников два одеяла и по­светила перед собою фонариком. В проходе, в метре от дверей, один на одном лежало с десяток трупов.

— Хватай за края подстилки. — Все покойники имели под собой какие-то тряпки или одеяла.

Не чувствуя боли, Кабан схватил желтую то ли от ржавчины, то ли от крови простынь под трупом в камуфляже.

— Отодвигай, только аккуратно, — скомандовала Нюся.

— Ты же не хочешь сказать, что я...

— Да, мы сейчас их раздвинем, ты ляжешь вниз, а я привалю тебя сверху.

Трупы уже окоченели, поэтому двигать их оказалось легче, чем Кабан думал. На вид покойники в камуфляже отдавали желтизной, как будто их накачали парафином, и выглядели вздутыми, они были тяжелее остальных. Зато два старичка и старушка оказались легкими, как пушинки, маленькими, сморщенными, высохшими, словно мумии. Нюся старалась соорудить над Кабаном что-то типа хибары таким образом, чтобы покойники не соприкасались с пограничником, чтобы он мог переворачиваться со спины на правый бок и иметь возможность менять бинты на ране. Из этих стараний мало что получалось — покойники все равно наваливались на Кабана, и он, отбиваясь здоровой рукой и ногами от окоченевших конечностей, только и успевал, что отвечать на вопросы Нюси, удобно ему или не очень. Вся эта операция по возведению убежища из трупов заняла не более пяти минут. Устав, Кабан лежал на расстеленном на полу одеяле и то и дело уворачивался от желтой кисти руки с раздробленным синим ногтем на большом пальце, которая болталась перед лицом, и удивлялся, как такая с виду слабая женщина так ловко управляется с таким непростым делом.