Сергей Реутов - Легенды бандитской Одессы

Рувиму П. за покупку и сбыт фальшивых паспортов присудили пять лет тюрьмы, а мастерам фальшивок — еще по девять лет каторги. Кстати, уже на процессе выяснилось, что указанный Рувим П. промышлял в основном сбытом поддельных античных древностей и даже входил в банду гробокопателей, которые по ночам разрывали могилы в поисках древних ценностей. Мы сейчас таких «мастеров лопаты» чаще называем черными археологами. Хотя подобные копатели к науке не имеют никакого отношения. Разве что к арифметике…

История Одессы, как мы знаем, весьма обширна. А история земель вокруг прекрасной Южной Пальмиры еще богаче, как ценностями, так и древними захоронениями. Греческие полисы, скифские курганы, руины времен турецкого владычества, Триполье… У любого археолога, хоть «черного», хоть профессионального, глаза просто разбегаются.

Как только была открыта Ольвия, крестьяне окрестных деревень ринулись раскапывать курганы. Ольвия была весьма значимым звеном в системе античных поселений. «Черные» копатели не брезговали ни керамикой, ни металлом, ни даже человеческими останками, которые выставлялись на торги наряду с другим хабаром сухопутных ловцов удачи. В раскопках, правда, чаще искали вазы, украшения, золото. Археологический бум породил в Одессе новую воровскую специализацию — в городе появились целые семьи «кротов». Жулики вскрывали могилы, делая глубокие подкопы. Оттуда извлекались все найденные ценности. Судьба этих ценностей, в общем, была много лучше, чем тех, что находили крестьяне. В отличие от проданных на черных рынках невежественным «знатокам античности», найденные «кротами» ценности копировались. Потом, конечно, копии выдавались за самые что ни на есть оригинальные оригиналы. Но хотя бы эти оригиналы не уничтожались сразу.

Некий господин К. (его вина так и не была доказана) поставил на поток изготовление поддельных золотых монет, выдавая их за древнегреческие и древнеримские. Такая монетка стоила от 80 до 100 рублей — согласитесь, был смысл рискнуть. Ведь в Одессе на 50 рублей можно было прожить целый месяц, ни в чем себе не отказывая; хотя, разумеется, с учетом уровня запросов.

Римские сестерции, сарматское серебро, дублоны французской Одессы, крестики первых христиан — эту удивительную липу в городе штамповало несколько ювелирных лавчонок. Подпольные конторы через гешефтмахеров — посредников — были связаны с крупными перекупщиками и аферистами всей Европы. Особый спрос был на картины, естественно, поддельные, известных мастеров: одесского Рубенса можно было приобрести за полторы-две тысячи рублей золотом в магазинчике прямо на Ришельевской. Офорты Гойя, созданные на Молдаванке, стоили чуть дешевле — всего тысячу золотых рублей.

Самыми дорогими были подделки под средневековых мастеров. Их «творили» на Старопортофранковской. Альбрехт Дюрер из Одессы стоил пять тысяч, а «подлинный Рублев на подлинных досках» оценивался в десять тысяч рублей за штуку. Золотых рублей, понятное дело.

Мода на прекрасное — штука, конечно, замечательная. Родившись неведомо когда, она никуда не исчезает, только меняет свое лицо и мастеров, умеющих создать подделку, с трудом отличимую от оригинала. Причем, согласитесь, это касается всего мира, а не только более или менее благополучной Российской империи. Кстати, небезызвестная баронесса фон Штейн, о которой речь пойдет позже, тоже немало потрудилась и славно заработала и на Рубенсе, и на Гойе. А вот откуда она их брала… сие есть великая тайна.

Ну как тут не вспомнить прекрасный фильм «Как украсть миллион» и просто неотразимый диалог:

«— Он не рассказывал, что ему достался Тулуз-Лотрек из коллекции Бонне?

— Твой Лотрек или Лотрек Лотрека?

— Мой, натурально.

— О-о-о!

— Надеюсь, что мой Лотрек не хуже, чем Лотрек Лотрека!»

Одесские махинаторы были о себе примерно такого же мнения. Как мы увидим позже, они таки не ошибались. Кроме того, они замечательно подделывали отечественных мастеров живописи. Причем даже подделывали подпись так, что автор не мог отличить ее от своей. Известен случай, когда Айвазовский, уже будучи признанным мастером, академиком Российской императорской академии живописи и целого ряда академий европейских государств, увидел картину, писанную неизвестным мастером и украшенную подписью Айвазовского. Так вот, великий художник картину, разумеется, не узнал. А вот подпись свою признал безоговорочно. Так честно и сказал: «Картины этой я не писал, а вот подпись моя».

В Одессе существовал целый концерн, который создавал живописные полотна. Он предусматривал занятия для разных специалистов: одни художники занимались эскизами, другие копировали сюжеты, третьи подделывали подписи. Отдельные, особые мастера умело состаривали холсты.

Конечно, раньше или позже на след мошенников выходила полиция. Была раскрыта деятельность шести ювелирных мастерских, напрямую связанных с перекупщиками поддельных полотен.

Но все же особым уважением пользовались мастера по металлу. Искусство их было так велико, что именно одесский мастер был награжден золотой медалью «Салона декоративных искусств» за создание подделки, которую и ювелиры, и историки с археологами признали подлинником. Речь идет о знаменитой тиаре царя Сайтаферна. Но тут лучше остановиться и рассказать эту историю неторопливо и со вкусом. Причем начнем мы не с мастера, а… да-да, именно с них, с заказчиков.

Братья Гохманы, Шепсель и Лейба, были антикварами. В их лавочке можно было увидеть немало интереснейших находок, причем подлинных. Да и лавочку умные одесситы открыли совсем неподалеку от Парутино, найденной не так давно Ольвии, древнего греческого полиса, процветавшего некогда в дельте Южного Буга. Но удача антиквара — дама капризная. И в голове предприимчивого Шепселя, безнаказанно провернувшего немало афер, созрел план…

Хотя вряд ли он тогда осознавал, что осуществление этого плана поместит его имя в десятку величайших авантюристов, а афера станет не просто успешной ( тьфу-тьфу, таки зачем нам не надеяться на успех? ), а настоящей аферой века. Умному и оборотистому антиквару удалось нагреть не какого-то там Ротшильда или Рокфеллера, а целый Лувр. Да и сумма оказалась по-настоящему красивой — 200 тысяч франков. Шепотом заметим, что франк конца XIX века стоил немало.

Но все началось не в Париже, а под Ольвией-Парутино. Несколько лет подряд братья Гохманы вели самостоятельные раскопки, но неудачно: глиняные черепки — вещь прекрасная, но мечталось-то о монетах, оружии, украшениях… Однако любая неудача имеет и обратную сторону: братья Гохманы прослыли археологами честными, настоящими, преданными науке энтузиастами. Так о старшем, Шепселе, говорил приват-доцент фон Штерн, директор Одесского археологического музея. Более того, сей достойный муж утверждал, что, «как все инородцы», Гохманы тянулись к учению, и, чтобы поддержать их столь похвальную тягу, сам фон Штерн презентовал им две очень важные книги: учебник по археологии и репродукции картин из парижского Лувра.