Коллектив авторов - Тайная стража России. Очерки истории отечественных органов госбезопасности. Книга 2

Война, постоянная борьба, кругом смерть, разруха, а случались забавные ситуации. Однажды мои подруги воспользовались обычным своим приемом. Фельдфебель из какого-то хозяйственного отдела приударял за одной нашей девушкой. Его пригласили в гости, напоили самогоном и потащили бесчувственного в лес. Неподалеку от партизанской базы на эту живописную группу случайно натолкнулся командир отряда. Быстро разобравшись, что фельдфебель никакой оперативной ценности не представляет, а фрицы затеют поиски, приказал тащить толстяка обратно. И потащили. Оставили где-то в кустах на окраине.

Так что хозяевами, ничего не боящимися, завоеватели себя не чувствовали. Напряжение с двух сторон было сильным — оккупанты столкнулись с народным сопротивлением. Бились с фашистами партизаны, урон им наносили тяжелый. Как немцы ни охраняли железнодорожные магистрали, а и их выводили из строя на несколько часов, а то и дней. Жизнь у гитлеровских фашистов и солдат вермахта была незавидной.

Генеральным комиссаром приехал в 1941-м в Минск Вильгельм Кубе, личный друг Гитлера. Уверен был, что ему удастся навести порядок. Но ничего не получалось, и он зверствовал. Просто так, ни за что хватали по его команде людей на базарах, на улицах, сгоняли в дома, обливали здания бензином. Выбегавших, спасавшихся от пожара, расстреливали. Так было в Хатыни, но если бы только там… Убивали стариков, детей, женщин — всех. И понял Кубе: главная угроза исходит в тылу от партизан. Объявил охоту за засланными из Москвы, устанавливал денежные награды за их поимку или даже за то, что предатели из местных показывали, где и у кого те скрывались. Бороться с разросшимися, набравшими сил и опыта крупными партизанскими отрядами немцам стало сложно. И они жестоко отыгрывались на городских жителях. Сколько же облав по приказу Кубе устраивали в Минске!.. Его жителей, очень часто к партизанскому движению никак не причастных, ловили и расстреливали, вешали прямо на улицах города.

В своей ненависти и в желании истребить народ Кубе превратился в изверга рода человеческого. И рождался приговор — Кубе должен быть уничтожен.

На гауляйтера охотились подпольщики, партизаны, все патриоты.

До охраняемого круглые сутки Кубе было трудно дотянуться. Но вело к нему немало тропинок. Нигде не мог он чувствовать себя в безопасности — ни дома, ни в загородной резиденции, ни на стадионе «Динамо», где любил смотреть футбольные матчи, ни в театре, куда ходил с молодой женой. Многие патриоты шли на то, чтобы иногда ценою своей жизни привести в исполнение вынесенный извергу приговор.

Впервые, помню, задание по Кубе я получила еще в сорок втором году, в партизанском отряде «Сталинская пятерка», где командиром был Василенко Яков, а отряд, как уже говорила, состоял из рабочих торфозавода имени Орджоникидзе в Смолевичах.

Не знаю, как и откуда, но передали командиру информацию, что на праздник «Дожинки» в деревню, в Смолевичи, должен приехать Кубе. Родился у партизан план: там палач и должен быть уничтожен. Все решили, все продумали.

Поручил мне командир Василенко пойти в Комаровку. Дал пароль, и приказал рассказать, что и как предполагается сделать. Хотели в печь положить тол, бутылки с зажигательной смесью, подвести бикфордов шнур, вывести его наружу и грохнуть. Были и другие детали. И все это я, добравшись до Минска, рассказала товарищам из подпольного комитета. Но Кубе не приехал.

Он вообще часто менял адреса и маршруты. Чувствовал, что месть его подкарауливает, настигает.

Пришел снова мой черед попытаться совершить возмездие. Однажды вызвали меня из расположения нашего отряда в штаб бригады «Дяди Коли». Идти было недалеко, и я почему-то подумала, что речь пойдет о Кубе. Почему — не знаю. Есть, говорят, у разведчиков предчувствие. Меня оно не обмануло.

Для начала заместитель командира бригады Иван Федорович Золотарь спросил, как ориентируюсь в Минске. Жила я там недолго и честно призналась, что город знаю, но немножко. Спросили о моем немецком. Вижу, не ожидали, что и говорю, и понимаю.

Тогда дали мне задание: пробирайся, Надя, в Минск. Найди улицу, где особняк Кубе. Посмотри, как он охраняется и кто у него работает. Может, найдешь каких знакомых — только надежных, не кого попало. Если сможешь, установи с прислугой связи. Короче, отправили меня в разведку. Объяснили: это очень важно. И я поехала.

Наши ребята-автоматчики сопровождали меня до шестнадцатого километра, до деревни Слободчина. Жили в ней хорошие люди, у которых оставляла мой велосипед, переодевалась — и дальше, уже в Минск. А партизаны ждали моего возвращения в лесу у деревни.

А один раз не успела уехать, как нагрянули в деревню полицейские. Хозяева не растерялись. Кинули мне старенькую юбку, платок, сунули в руки серп и — беги быстренько, Надя, с нашими девчатами на поле жать картофельную ботву! И тут я получила «ранение». У меня до сих пор на пальце остался шрам от той работы, потому что серп взяла в руки в первый раз.

Ездила я несколько раз в Минск, искала пути-подходы к Кубе. Выдали мне маленький браунинг.

И вот однажды я узнала, что у Кубе то ли работает, то ли раньше работала красивая женщина, блондинка с огромной косой вокруг головы, голубоглазая белоруска Татьяна, Татьяна Никитична, Тала Калита. Я ее немножко знала потому, что муж Талы Гриша Грингауз учился со мной в группе в минском медицинском. Как-то он прихворнул, и мы, группой, пошли его навестить. Только раз была я в той квартире. Но ниточка от его жены Талы тянулась к Кубе, и пошла я искать их дом.

Нашла с трудом, только Талы уже там не было, жила она где-то в другом районе. И я все равно ее на новом месте отыскала. Тала Калита меня вспомнила. Поговорили мы о ее муже, о жизни, и я осведомилась, правда ли, что она работает у Кубе. Калита сказала, что ушла, просто не могла там находиться. И под благовидным предлогом удалось ей уволиться. Вроде мама у нее совсем старенькая, беспомощная, и как же все силы она сможет отдавать на работе, когда дома тяжело больной человек.

Я расстроилась. Столько поисков, надежд… И вдруг Тала говорит, что там, у Кубе, осталась у нее хорошая подруга Галя Мазаник. Тогда, во время войны, ее звали Галей, а вообще-то она — Елена Григорьевна Мазаник. Пообещала постараться и с Галей меня познакомить. Договорились, как именно произойдет знакомство, и задумка наша сбылась.

Галя-Лена, к счастью, обитала на той же улице, только на другой стороне. Жила со своей сестрой Валей Шуцкой и с двумя Валиными маленькими детишками.

Стали встречаться. Сказала я Гале о цели моего к ней прихода. Не все у нас с Галей поначалу складывалась. Была она, что понятно, подозрительной, отнеслась ко мне настороженно. Но от встречи к встрече, как это бывает в разведке, отношения укреплялись и прояснялись. Не без больших трудностей, но поняли мы друг друга. Я была твердо уверена: Галя не подведет. С ней можно говорить начистоту. И Золотарь мои действия одобрил.