Абрам Каган - Преступление и совесть

— Только с вашими детьми?

— Да, да, да, я и мои дети! — резко повторила она.

— А я думал, вы и Мифле… — произнес Бразуль-Брушковский спокойно.

— Я и Мифле?! — Чеберяк окинула его беглым взглядом. — Ошибаетесь, с Мифле у нас давно уже нет ничего общего.

— А я думал…

— Нечего думать, Степан Иванович. Что вы все путаете? — В ее голосе нарастали нотки раздражения. Но, помолчав, она взяла себя в руки. — Степан Иванович, вы торопитесь?

— А вам хочется, чтобы я ушел?

— Полноте, вы же знаете — муж на службе, а Людочка у соседки.

Бразуль досадливо махнул рукой.

— Выслушайте, Степан Иванович, что я вам скажу. Вот вы ходите ко мне… Сколько времени вы уже ходите ко мне? Несколько месяцев. И Красовский ходил. И еще ходили другие. У всех у вас одна цель: засыпать меня…

— Боже сохрани, «засыпать»! О чем вы говорите, Вера Владимировна?

Увидев, что Вера принялась прихорашиваться перед зеркалом, Бразуль отвернулся.

Стоя перед зеркалом, Вера говорила:

— Можете не отворачиваться, друг мой! Я не смущаюсь, если на меня смотрят.

Еще раз окинув себя внимательным взглядом, Чеберяк подсела к Бразулю.

— Слушайте меня внимательно, вникайте в каждое слово. Все равно в ваших газетах считают, что я повинна в убийстве байстрюка… Вы слышите, что я говорю?

— Слышу.

— Так можете передать вашей общине или тем, с кем вы связаны, что я согласна взять на себя вину в убийстве Ющинского…

— Вы?!

— Да, я. Почему вы удивляетесь? Все равно ведь вы считаете, что я виновна… что это случилось в моей «малине»… Правда же, вы все в этом уверены? Думаете, я не знаю?

Бразуль удивился. Не отвечая, он настороженно ждал дальнейших слов Чеберяк. Она недолго заставила ждать и продолжала:

— Значит, можете передать вашей общине, что я готова, только… — она запнулась, наблюдая за Бразулем, ей не терпелось увидеть, как подействовали на него ее слова.

А Бразуль сидел спокойно, внешне не выказывая никаких признаков заинтересованности. Молча ждал ее дальнейшего признания.

— Степан Иванович, — продолжала Чеберяк, — вы сегодня, удивительно безразличны к моим словам…

— Почему? Я, как всегда, слушаю вас внимательно.

— Да… Так передайте, что это будет им стоить всего лишь сорок тысяч рублей.

— Из какого расчета, Вера Владимировна?

— Очень просто. Когда меня арестуют, общине нужно будет предоставить мне лучших адвокатов, чтобы избавить от полиции и от рук судей и прокуроров. А ведь они будут стремиться осудить меня. Поэтому придется подыскать самых известных адвокатов, чтобы доказать мою невиновность. Понимаете, Степан Иванович?.. Что вы на это скажете?

— Что я скажу на это?.. — Бразуль-Брушковский задумался. — Ваше предложение можно истолковать всяко — например, что вы одумались и хотите поступить как подобает честной женщине, в которой проснулась совесть…

Чеберяк расхохоталась.

— Мне кажется, вы сегодня что-то… господин Бразуль-Брушковский, — сказала она. — До вас не доходит смысл моих слов. Зачем вы мне сказки рассказываете и дурите голову какой-то там совестью? Что за совесть? Об этом может проповедовать священник на амвоне. Это его дело — болтать о честности и совести. Плевать мне на совесть! Нет ее у меня! Есть только интересы любви, денег, желание красиво одеваться и жить легкой, беспечной жизнью. Вот каковы мои интересы. А вы, газетные пачкуны, чепуху несете о правосудии, о правде, совести. Еще с детства я поняла, что сильнее всего в человеке стремление разбогатеть, а для достижения этой цели — все средства хороши. Мой брат Петя говорит, что за один счастливый день в жизни можно разрубить сто туш на мясо. Понимаете, ради одного дня сто туш!

Монолог Чеберяк поразил Бразуля своей жестокостью, прозвучал как эхо из далеких джунглей. Ему казалось, что сюда, в этот прекрасный южный город, каким-то образом попало дикое существо, жаждущее растоптать все достижения человеческого ума и красоты человеческой.

— О чем вы, Степан Иванович, так долго раздумываете? — услышал он несколько охрипший голос Чеберяк. — Раздумываете, и ничего-то вы придумать не можете.

— Мне непонятно, чего вы хотите от меня?

— Чтобы вы передали вашему кагалу все, о чем я говорила. Уверена, что они ухватятся за мое предложение. Но помните: без сорока тысяч ко мне и не подходите. А если…

— Что «если», Вера Владимировна? — нетерпеливо спросил Бразуль.

— Если опоздаете с ответом, пеняйте на себя.

— Но за что, собственно, вы хотите сорок тысяч?

— О большей сумме я еще не думала, — последовал наглый ответ.

Не лучше ли было бросить в лицо этой женщине слова оскорбления и уйти, чтобы больше с нею не встречаться! Но у Бразуля мелькнула мысль, что это он всегда успеет сделать, а пока, если он хочет чего-нибудь добиться, должен действовать осторожно, вести себя осмотрительно и спокойно.

— Ну ладно, Вера Владимировна, я приду с ответом, — подумав, сказал он.

— Когда?

— Через три дня.

— Смотрите, не позже…

Лишь очутившись на улице, Бразуль осознал, чего хотела от него Вера Чеберяк: она берет на себя вину за содеянное убийство и хочет сорок тысяч как бы в уплату за свои переживания, когда она официально признает себя виновной.

Наутро журналист по телефону связался с Марголиным. Ему нужно повидаться с ним по важному делу, сказал он.

— Приходите немедленно.

Бразуль пришел в крайне возбужденном состоянии. Марголин сразу учуял, что произошло нечто важное.

— Что вы можете сообщить мне? — спросил он.

Журналист обстоятельно, во всех деталях, передал ему разговор с Верой Чеберяк.

Марголин задумался.

— Знаете что, любезный Бразуль… — сказал он после недолгого раздумья, — я считаю нужным посоветоваться с Грузенбергом. Он вот-вот должен приехать в Киев. Возможно, он выступит защитником Бейлиса.

— А вы? — спросил Бразуль, не сводя глаз с адвоката.

— Я? Я тоже. Но Грузенберг… Вы же сами понимаете, что для нас означает Грузенберг.

— Какой же ответ ей дать?

— Пока воздержитесь.

— О, не дать ей ответа… Мне, Арнольд Давидович, предстоит еще не одна встреча, я вынужден поддерживать с нею хорошие отношения.

— Ну понятно. Держите с ней связь, но будьте осторожны. Не забывайте, что она способна на провокацию.

— Этого я не забываю, я всегда с ней начеку.

Ушел от Марголина взволнованный и обеспокоенный Бразуль. Обидно, что он оказался столь неосмотрительным… Ведь ясно, что вся эта затея не ее ума дело…

А Вера Чеберяк между тем и не собиралась ждать никакого ответа. Она дала знать Чаплинскому, что хочет повидаться с ним, и тот же связист сразу провел ее к прокурору.

С каким вниманием и готовностью встретил прокурор свою подопечную!

— Садитесь, госпожа Чеберяк, и рассказывайте. Прежде всего, как поживаете? Как самочувствие? Здоровы ли ваша дочурка и муж Василий…