Абрам Каган - Преступление и совесть

Но жизнь никогда не останавливается — ни в жару, ни в холод. Город задыхался, млел, но жил.

В Таврическом дворце, где в последние дни проходили очередные заседания русского парламента — Государственной думы, сегодня продолжались дебаты. Несмотря на сильную жару, здесь, в зале заседаний, было прохладно. Депутаты, представители разветвленной русской общественности, нисколько не страдали от неимоверной жары: десятки вентиляторов, расставленных в зале и в кулуарах, приносили прохладу. И сколько бы ни горячились некоторые депутаты во время шумных дебатов, это, естественно, не отражалось на общей атмосфере зала.

Шло важное заседание: обсуждалась смета Министерства внутренних дел. Русскому правительству нужно было официально выделить из полученных от населения налогов средства на содержание полиции, жандармерии, охранки и их учреждений: тюрем, мест каторги, а также на содержание учреждений, помогающих держать в страхе и подчинении народы, населяющие Россию.

Много выступало депутатов, и правых, и левых. От так называемых либералов-кадетов выступил Родичев, от польского коло — ксендз Мациевич; выступали епископ Анатолий и другие священнослужители, которые широко были представлены в русском парламенте; а от правых — Марков-второй, без которого не проходило ни одно заседание. Где бы он ни появлялся, всюду шумел, галдел вместе с подобными ему — Пуришкевичем, Замысловским и другими.

В парламенте были представители всей страны. Бросались в глаза брожение, внутренние противоречия, рвавшие жизнь народов на куски. Представители различных групп населения спорили между собой: кто объяснялся в любви к монарху — крупнейшему помещику в стране, кто отмалчивался, не высказывая своего внутреннего недовольства, а кто открыто выступал против бесправия и говорил о нуждах беднейших слоев населения, выступал против насилия и принуждения.

При обсуждении затрат Министерства внутренних дел, как на лакмусовой бумажке, проявились настоящие настроения депутатских групп. Большинство правых групп — националисты, священнослужители, центристы, октябристы, кадеты, либералы поддерживали правительство и его требование утвердить смету министерства, призванного стоять на страже порядка в стране, угрожать тем, кто выступает против монархии и хочет свергнуть ее.

— Тюрьмы необходимо строить, — патетически воскликнул один из правых депутатов, — не только для криминальных преступников, но и для тех, кто нарушает установленный порядок, данный самим богом и его представителем на земле — благословенным государем императором Николаем Александровичем…

В большом прохладном зале наступила тишина, когда председательствующий предоставил слово епископу Анатолию. Епископ заявил, что наилучший путь приобщения народов Российской империи к русской цивилизации — это изучение в начальной школе с первого дня русского языка, а не своего родного…

Такая мысль пришлась по душе правым. Небезызвестный Пуришкевич даже встал на сиденье и начал аплодировать, выражая свой восторг. Большинство депутатов, как соратники, так и противники, уже привыкли к восторгам и рычанию Пуришкевича, к его напыщенно-вызывающему виду, к бешеным глазам маньяка, поэтому почти не глядели на него. Но он все равно свое откричал, как кукла с заводным механизмом, которая не перестает пищать, пока не кончится завод. Депутат социал-демократической фракции Думы Григорий Иванович Петровский немного волновался. Перед ним лежал полный текст предстоящего выступления, главные тезисы которого были подготовлены Владимиром Ильичем Лениным еще во время краковского совещания. Позже Ленин затребовал дополнительные материалы с места и еще сильнее сцементировал эту речь.

Постепенно депутат от рабочих начал чувствовать себя увереннее, он помнил, что вскоре председательствующий назовет его фамилию и ему надо будет выступить с достоинством. Перед ним возникли лица украинцев, белорусов, поляков, латышей, евреев, эстонцев, казахов и многих других людей, рассказывающих о своих нуждах. Все эти дополнительные материалы были отосланы Ленину, и все они нашли место в речи рабочего депутата. К тексту Ленина Петровский добавил еще некоторые факты, и речь стала полнее, ярче и убедительнее.

Петровский пробежал глазами текст. Много, слишком длинно. Может быть, сократить? Разве дадут ему столько говорить? Не дали же ему договорить, когда он выступал по вопросу о страховом законе в пользу рабочих, высмеяли тогда его требования, требования депутата от рабочих… До сих пор звенит в ушах смех правых депутатов. «Можете смеяться, господа депутаты, — думал он, — возможно, моя речь не так благозвучна и вы не сможете переварить то, о чем я буду говорить с этой высокой трибуны. Но меня сюда послала Екатеринославская губерния, я обещал своим избирателям, что расскажу сущую правду. Избиратели наказали мне: пойди и скажи о наших страданиях, не пугайся, даже если тебя захотят высмеять, режь правду-матушку, как бы ни была она горька для господ депутатов…»

Петровскому стало легче от этих мыслей. Теперь он смело бросит правду в лица тем, кто, по-барски развалившись, сидит в этом большом зале.

Перегнувшись через стол, председательствующий попросил соблюдать тишину и дал слово депутату от рабочих.

— Мне поручено сказать несколько слов о том, какова позиция нашей фракции по национальному вопросу и как она относится к Министерству внутренних дел… — начал Петровский. — Национальный вопрос в России имеет громадное значение. Один из героев государственного переворота третьего июня, герой контрреволюционной политики… Столыпин старался выкинуть, для прикрытия всякого насилия и угнетения, пресловутое национальное знамя. Он создал партию…

При этих словах в ушах Петровского затрещал звонок Родзянко, но депутат даже не оглянулся и продолжал:

— Это он, Столыпин, создал партию националистов, которая занимает довольно видное место в теперешней черной Думе, и до сих пор национальная политика нашего правительства является боевой программой… Про совет объединенного дворянства, эту боевую силу нашего правительства, говорить нечего… Правые партии, включая октябристов, приветствуют всякие меры угнетения народов — татар, армян, евреев, киргизов, башкир…

Будет вполне уместно, если при обсуждении сметы Министерства внутренних дел, этого главного выразителя официальной национальной политики, я, как представитель пославшего меня социал-демократического пролетариата, остановлюсь несколько на этом и скажу, как к этому относятся сознательные рабочие во всей России, в частности, социал-демократы. Я тем более считаю уместным сделать это, что являюсь представителем одной из многочисленных угнетенных народностей, которые преследуются правительством.