Александр Малышев - Ветры Босфора

Палуба содрогалась от хохота, как от артиллерийских залпов. Осман-паша благодушествовал, разрешая веселье. Чем же заниматься бомбардирам, заждавшимся работы?

Бриг не казался Осман-паше ничтожным трофеем, как в сердцах думал капитан-лейтенант Казарский. Ни Казарский, никто на «Меркурии», никто на Черноморском флоте пока не знал, что двумя днями раньше на долготе Пендераклии Осман-паша взял в плен русский корабль. Теперь пленный корабль в сопровождении фрегата и брига с турецким рулевыми на корме и русскими моряками в трюмах - они там, как бараны, битком - идет к Босфору. Утром он встанет на стамбульском рейде. Проснувшись, Махмуд II, не веря глазам, протрет их и раз, и два, всматриваясь в новый корабль, пополнивший флот Порты, как в наваждение. Если удастся взять в плен еще и этот бриг, погоня за которым идет с рассвета, флот Порты пополнится двумя единицами. С избытком довольно, чтобы погасить гнев султана!

- Пезавенг! - благодушно проговорил Осман-паша. - Как там русские говорят про беду?

- Беда одна не ходит, господин. Так они говорят.

- Удача, Пезавенг, удача одна не ходит! - поправил Осман-паша.

Пусть не только уши шута, но и уши матросов услышат слова мудреца.

Опытный стратег, адмирал благодарил аллаха за то, что тот дал возможность поберечь турецкие корабли. Он не чувствовал себя ни «шакалом», как в гневе назвал его лейтенант Новосильский, ни «позорником», как, презирая и негодуя, поручик Прокофьев. Он был просто верным слугой султана и сыном своей страны. Он, не колеблясь, выбрал для погони слабую цель, - бриг. Адмирал не намерен был вести сражение, хотя и на борту «Селимие» уже высились пирамиды ядер у пушек и, уже намоченные, лежали мокрые брезентовые полотнища. Он не хотел терять ни одного матроса, ни одной реи, ни одной стеньги, ни одного каната. Он хотел, как и два дня назад, взять корабль без боя. Прийти в Стамбул и продолжать начатые реформы. Пусть верфи строят новые суда. Пусть английские и французские наемники обучают турецких офицеров и матросов, пусть на корабли Порты придет единообразие формы и подчинение дисциплине. Тогда горячая кровь турка, его острый, уверенный взгляд, его страсть, его вера, что именно он избранник аллаха, превратит янычара в лучшего в мире моряка. Время, когда флот Османской империи сойдется в сражении с русским флотом и за все отомстит, - за Наварин, за Анапу, за Варну, за Пендераклию, - впереди. Воины Магомета умеют ждать.

Капудан- паша поднял трубу к глазам. Как торопится удрать этот клопик, бриг! Словно надеется улепетнуть, выскользнуть из-под огромного и страшного для него ногтя! Как забавен он в этой своей надежде!

Слаженно выстреливают с обоих бортов брига перья весел.

На бриге гребут.

Гребцы там отменные!

Гребите, гребите, султану Махмуду нужны гребцы, закованные в цепи.

Осман- паша представлял, как русских поведут по улицам Стамбула. В памяти встало прозрачное утро, словно созданное для намаза, неспешности и погружения в себя. А он и Ахмет-паша -желто-зеленый, едва передвигающий ноги после сердечного приступа - пробивают себе коридор в толпе. Толпа воспалена ненавистью. Готова закидать обоих камнями. Живых, разорвать на части. Воспоминание ужалило. «О, подлая чернь, ты на мою голову выпрашивала гнев аллаха? А аллах вон на кого обрушил гнев! Собаки! Пусть в ваших глотках застрянет эта кость, которую я вам бросаю, - русские!»

Казарский собрал военный совет. Пять офицеров стояли на шканцах.

- Я собрал вас, - проговорил Казарский, - чтобы выслушать ваше мнение, господа!

По давней флотской традиции на военных советах в критических обстоятельствах первым получал слово младший по званию. Смерть уравнивает всех, не разбираясь в чинах. Перед лицом смерти флот был традиционно демократичным.

На «Меркурии» младшим по званию считался штурман Прокофьев.

«Вот судьба!» - вознегодовал про себя Казарский, взглянув на Ивана Петровича, человека зрелого возраста, самого старшего из всех пятерых. Прокофьев плавал на Черном море с самого 1807-го года, когда поступил в штурманское училище. К нынешнему званию шел трудно, - как все штурмана. Был помощником штурмана унтер-офицерского чина. Потом штурманским помощником 14-го класса. В двадцать седьмом году отличился при снятии с мели транспорта «Ревнитель», стал штурманом 12-го класса и получил звание поручика. Он моряк, настоящий моряк, знающий море, его повадки, его характер. Но он - поручик.

У него армейское звание и армейские серебряные эполеты. И потому семнадцатилетний мичман Притупов, которому еще предстоит стать моряком, - по званию старше. «Как государь терпит такую несправедливость!» - подумал Казарский. Вслух сказал:

- Вам слово, Иван Петрович!

Костистое, грубое, сильной вырубки лицо штурмана пошло пятнами гнева.

- Чего говорить-то? Выбор у нас, господа, невелик: либо гибель - либо плен. По мне так лучше гибель, чем плен.

Штурман повернул голову, взглянул за корму, вдаль. Туда, где утесами высились два вражеских корабля. В них рок, от которого не уйти. Штурман профессиональным взглядом все же скользнул по облакам. Приметил, ветер уже просыпается, шевелит верхние паруса «адмиралов». Ощущение бессилия, сковавшее душу Ивана Петровича, мгновенно сменилось всплеском ярости.

- Я вам, господа, - воскликнул штурман, - вот что скажу. Этот капудан-паша - подлец! И не махонький такой озорничок, а полный и форменный подлец! И мы ему - легкая добыча. Он хочет взять нас непотрошенными. А уж раз так, надо драться до последнего! А как невозможно станет, свалиться с тем кораблем, с которым сподручнее будет свалиться, и взорваться! Нам в живых не быть, а и капудан-пашу, подлого, в живых не оставим!

Злой свет горел в его гневных глазах. И огонек этот подпалил изнутри лица остальных офицеров. Люди чести и долга, они сердцем приняли предложение штурмана. Казарский представил мгновение, - «Меркурий» в дыму и огне сражения - подходит к «Селимие». Маленький, «сваливается» бортом с исполином. Верховный адмирал Порты в последний момент разгадывает замысел. Поздно! Бриг взорвался - летят к небу обломки бортов. Вспыхивают паруса «Селимие». Огонь лижет мачты, палубу. Быстро добегает до люка крюйт-камеры. Оглушающий взрыв, способный заглушить гром небесный, и - конец турецкому флагману. Не сладко будет верховному адмиралу Порты в его последнюю минуту! Наводивший ужас - да ужаснется. Оставленный своим аллахом, проклянет себя, с легкой душой начавшего преследование. У команды «Меркурия» нет выбора. Выжить - Богом не суждено. Но господь оставляет человеку несравненное право иного выбора: смерть человек всегда может выбрать сам! Прав штурман! Надо драться до последнего!

Кивнул Скарятин, душой согласившись со штурманом.