Александр Бубенников - Годунов. Кровавый путь к трону

Пока царь в своих размышлениях достраивал стройное здание Романовых-Сапеги-Отрепьева, Марья Григорьевна не выдержала и, схватив горящую свечу, со злостью и клокочущей яростью попыталась сунуть ее прямо в лицо, в глаза бывшей царице:

– Выжечь тебе зенки надобно за твои поганые речи, чтобы ты света белого больше не видела и чтобы родовыми крестиками не разбрасывалась, не отдавала первым встречным ворам и колдунам лукавым!..

Марфа вся вжалась в стену кельи, почему-то не закрывая глаз и не пряча лицо руками. Молча, как в столбняке, взирала на ужас происходящего. Царю Борису и боярину Семену Годунову с трудом удалось отвести горящую свечу от лица инокини.

– Не хватает еще слухов новых, что царь ослепил Марфу, бывшую царицу Нагую, как когда-то царя Симеона… – побледнев, выговарил Марье Годунов. – Хватит крови и ослеплений… Вот уж воистину дитятко с характером отродья первого опричника Малюты Скуратова – без пыток, крови, ослеплений никак обойтись не может…

– Больно ты жалостлив нынче к своим врагам, царь Борис, – высокомерно глянула на него мстительная царица. – А на врагов престола надо страх божий наводить, как лучше всего делал мой отец, защищая царство царя Грозного… Как бы через твою жалость не пасть всем нашим царским семейством первого избранного царя от рук воров и изменников царства, присягу царю перешагнувших ради худа-лиха…

Годунову худые приходили вести: все северские города сдались на милость самозванцу. Ему хватило ума оценить хитрость противника, соперника за престол, раз тот повел свое войско не на запад – в Смоленск с его сильной каменной крепостью, – а на города северской земли с деревянными крепостями. Он чувствовал приближение лиха – четырехтысячное войско самозванца разрасталось от первых, пусть и скромных военных успехов: к «Московскому царевичу» из Польши шли толпы шляхтичей-грабителей, с Дона, Днепра шли пограбить русские земли толпы донских и запорожских казаков.

К сожалению, не был Годунов полководцем. Был бы таким, войско в 50 тысяч не перепоручил бы Федору Мстиславскому, а сам бы пошел в северские земли к единственной там каменной крепости Путивля и ударил бы с крепким тылом каменных стен. Наслышан был царь, что не слишком быстро и в охотку движется войско боярина Федора навстречу самозванцу, словно нарочно оттягивает первое решительное сражение. Что мог сделать дипломат Годунов – только потребовать в своем послании королю Сигизмунду отозвать с Русской земли самозванца и казнить его в назидание другим. Король вежливо ответил царю: я никого не посылал в русские земли, у меня своих проблем со шведским престолом хватает, зачем мне замахиваться на московский стол.

Больше всего возмущало Годунова, что «черные люди» его крепостей без всякого сопротивления самозванцу вяжут верных Годунову и присяге воевод и сдают их связанными «Московскому царевичу». Все это еще не было разгулом измены, но царь спрашивал себя: «А чем хуже трусливая сдача городов измены с той же сдачей?» И отвечал себе: «Ничем! И то и другое противно. Стадо баранов идет в плен, вымаливая себе жизнь, а кто-то из трусов-баранов встает под знамена самозванца. При царе Иване Грозном и моем тесте Малюте Скуратове такого не было. Трусливых баранов резали, чтоб другим неповадно было сдаваться».

Всего-то две радости случилось у Годунова до первых боев войска Мстиславского с бандой самозванца. Когда поляки и казаки, взяв без боя Чернигов, вошли в него, стали грабить и настолько преуспели в грабеже, что даже самозванец начал их стыдить, грозить смертью, случился первый светлый подвиг воина-дворянина во мраке поголовной трусости и предательства. Местный вельможа Воронцов-Вельяминов отказался признать самозванца своим государем и по приказу «царевича» тут же был убит. Только эта радость для Годунова была с острым привкусом горечи: другие пленные дворяне, напуганные казнью, сразу присягнули «царевичу», позабыли присягу царю изменники воеводы-дворяне Татев, Шаховской и многие другие.

Хорошо проявил себя царский воевода Петр Федорович Басманов. Узнав о бездарной сдаче Чернигова, он со своим небольшим боевым отрядом отступил в крепость Новгород-Северского. Войско до полутора тысяч в этой крепости не собиралось сдаваться, несмотря на явное численное превосходство противника. «Царевич» послал в крепость парламентеров с предложением сдаться. Но со стен крепости им весело прокричали: «А, блядские дети! Приехали на наши деньги с вором поганым! Пошли прочь, гниды!»

И ничего не могли поделать знаменитые польские гусары и доблестные казаки с Сечи и Дона с этой деревянной крепостью, откуда по войску «царевича» метко стреляли пушки, нанося чувствительные потери струхнувшему «царевичу». А струхнуть было отчего: после нескольких безуспешных штурмов и новых боевых потерь «царевича» взбунтовались его «смелые рыцари» из польских улан и казаков.

Это радостное известие от прискакавшего гонца Годунов слушал вместе с царевичем Федором, которого никуда не отпускал от себя, обязывая вникать во все первые бои и осады на северской земле. Когда первый гонец покинул царские палаты, царевич снова стал просить отца отпустить его в войско Мстиславского:

– Я поскачу туда с конным отрядом лучших московских конников. Отпусти, государь!

– Еще не время, Федор, может, придется под стенами Кремля сражаться.

– Даже такое может случиться, батюшка?

– Всяко может быть. Война и походы самозванцев обнажают гниль царства – с трусостью и предательствами.

– А мне больше всего понравилось в донесении гонца, как по слухам, им собранным, самозванец корил своих польских рыцарей: «Я думал больше хорошего о смелости и доблести поляков. А теперь вижу, что они совсем не доблестные воины». – Федор светился доброй улыбкой 14-летнего юноши, рвущегося из-под строгой опеки в свой первый в жизни бой. – Хорошо гонец передал настроение знаменитых польских улан, недавно одержавших победу над сильным шведским войском. И уланам, значит, тоже мог дать острастку воевода Петр Басманов, раз они стали жаловаться самозванцу с угрозой покинуть его войско: «Мы не обязаны с риском для жизни брать города приступом, однако не отказываемся от приступа, если только можно с помощью осадных орудий пробить отверстие в стене крепости».

Только рано было радоваться царю Борису и царевичу Федору такому удачному стечению обстоятельств, когда сильные отряды польских улан вот-вот готовы были покинуть войско самозванца. Прискакал гонец к царю с худой вестью: о сдаче без боя единственной каменной крепости на северской земле.

Годунов скрипел зубами, слушая белого, как полотно, гонца. Все было, «как всегда», сильный гарнизон «черных людей» отказался драться с самозванцем и выдал связанного воеводу Василия Мосальского-Рубца «царевичу»…