Александр Бубенников - Годунов. Кровавый путь к трону

Не исключено, что Провидению нужны были и радости, и горести-страдания русского народа при взлете и падении первого избранного царя в русской истории, пусть и не прирожденного, а России необходимо помнить и уроки русской Смуты с самозванцами, изменами «присяге крестоцелования», несчастными государями – чтобы творить и утверждать при любых поветриях историческую справедливость процветания государства, добра, любви и «высшей правды».

Бог творит историю через простых людей и государей даже тогда, когда потомки их соперников за право быть впереди всех, со своими требованиями к укладу жизни и «своей правдой», делают все возможное, чтобы опорочить, замолчать или позабыть их, простолюдинов и государей, праведников и не праведников…

А в заключение – о личных мотивах и обстоятельствах отношения к Годунову, Цареву-Борисову городку (нынешнему Борисово рядом с Можайском, в восьми-девяти километрах от Николина града), Голяду-Можаю-Можайску, а также к голодной годуновской эпохе «двух лун» и «двух солнц» на основании старых детских воспоминаний и рассказов ближайших можайских родственников…

В известном стихотворении К. Д. Бальмонта «В глухие дни (Предание)», написанном в знаковом 1899 году и впервые опубликованном в 1900 году, то есть на стыке XIX и XX веков, одним из первых, если не первым в русской поэзии отражены трагические события «малого ледникового периода» и голода на стыке XVI и XVII вв., эпохи царствования Годунова с мистической визуальной спецификой летописных свидетельств «двух солнц» и «двух лун» и «народного озверения».

«В глухие дни Бориса Годунова, во мгле Российской пасмурной страны толпы людей скиталися без крова, и по ночам всходило две луны. Два солнца по утрам светило с неба, с свирепостью на дольный мир смотря. И вопль протяжный: „Хлеба! Хлеба! Хлеба!“ из тьмы лесов стремился до царя. На улицах иссохшие скелеты щипали жадно чахлую траву, как скот озверены и неодеты, и сны осуществлялись наяву. Гроба, отяжелевшие от гнили, живым давали смрадный адский хлеб, во рту у мертвых сено находили, и каждый дом был сумрачный вертеп. От бурь и вихрей башни низвергались. И небеса, таясь меж туч тройных, внезапно красным светом озарялись, являя битву воинств неземных. Невиданные птицы прилетали, орлы парили с криком над Москвой, на перекрестках молча старцы ждали, качая поседевшей головой. Среди людей блуждали смерть и злоба, узрев комету, дрогнула земля. И в эти дни Димитрий встал из гроба, в Отрепьева свой дух переселя».

Это стихотворение Бальмонта я впервые в жизни прочитал двенадцатилетним подростком в библиотеке дома-музея Маяковского (в бывшем Гендриковом переулке). Туда я без всяких проблем записался, после того как меня и моих школьных друзей отказались записывать в Историческую и Ленинскую библиотеки, поскольку для записи в них требовался паспорт. Мои школьные друзья посчитали, что без паспорта им и «у Маяковского» тоже ничего не светит, потому снисходительно разрешили мне читать поэзию Серебряного века в единственном числе с нотками страдальческого сожаления: «Вряд ли ты чего вычитаешь о проблеме „двух лун“ и „двух солнц“ у больших фантазеров и бузотеров из поэтической братии начала двадцатого века». А я действительно зажег своих перовских одноклассников с историческим и физико-математическим складом ума и авантюрно-исследовательской жилкой идеей разрешить проблематику «двух солнц» и «двух лун», которую вынес после посещений Борисова, купаний в Протве у валов крепости Царева-Борисова городка, рассказов об этом городке, Годунове и более древних событиях от моей бабушки Анастасии Николаевны.

Полуграмотная бабушка, читавшая по слогам и писавшая письма «через пень-колоду», обладала удивительной, цепкой, просто объемной памятью, позволявшей ей почти слово в слово передавать мне исторические сведения о событиях на берегах Протвы у стен крепости Царева-Борисова городка не только к началу его основания в 1599–1600 годах, но и в XII–XIII веках. Все то, что она еще девочкой услышала от своего деда, поэта и историка Петра Прокофьевича Филимонова, имевшего прозвище «Старый Дуб» у своих коллег из Суриковского литературно-музыкального и художественного кружка, где он был одним из руководителей, а также избранным «почетным казначеем», распоряжавшимся значительными финансами кружка.

Во время одного из посещений Борисова, где жили наши родственники и хорошие знакомые моей бабушки, во время купания в Протве она показала место у крутого берега реки и сказала: «Вот здесь был убит литовскими воинами первый великий князь Московский Михаил Хоробрит, и было это 15 января 1248 года. По древним устным преданиям, в этот день русским воинам Хоробрита и литовскому языческому войску, пришедшему в эти земли из Литвы, за 700 верст отсюда на места проживания их предков светили два солнца и две луны».

Она знала мое сильное увлечение историей Древней Руси, Можайска и подробно рассказала то, что сама когда-то услышала от своего деда Петра Прокофьевича. Тогда меня очень поразили, помимо зимних январских «двух солнц» и «двух лун», три малоизвестных факта, а именно, что 19-летний московский князь Михаил Ярославич Хоробрит был последним русским великим князем (незадолго до этого он согнал с великокняжеского Владимирского стола своего дядю Святослава, брата отца Ярослава) и погиб в бою. А еще что, по словам моего прапрадеда, погибший геройски в бою с литовским 30-тысячным войском на Протве на месте обетования древнего племени голядь, юный князь Михаил Ярославич Хоробрит был женат на неизвестной княжне и якобы оставил после себя сына Бориса (тезку Годунова). И, наконец, после закладки Годуновым крепости и самого Царева-Борисова городка произошли удивительные события, когда из-за «большого затемнения неба», согласно древним преданиям, были таинственные видения с «двумя лунами» и «двумя солнцами», ставшие преддверием глада и мора, великого разбоя на Руси начала XVI века, преддверием Смутного времени, с нашествием поляков и Литвы, появлением самозванца Лжедмитрия и восшествием его на царский престол в Московском Кремле.

В сохранившемся в бабушкином чулане архиве П. П. Филимонова из Полного Собрания Русских Летописей я вычитал: «Михаиле Ярославичъ московский убьенъ бысть от Литвы на Поротве», разумеется, без детализации места гибели князя и легендарных «двух солнц» и «двух лун» на январском небе 1248 года. Сохранилась рукопись, где рукою прапрадеда были сделаны пометки относительно того, что еще в 1585 году по приказу боярина Годунова началось строительство каменной Борисоглебской шатровой церкви. Эта церковь строилась на высоком мысу и была окружена валом и рвом. А уже в 1599-м, на следующий год после своего воцарения, Годунов приступил к возведению в селе своей укрепленной царевой резиденции (Царев-Борисов, по слухам, должен был стать будущей опорой и даже потенциально возможной столицей государства первого избранного русского царя.) При этом две самые мощные и высокие башни (южная и восточная) располагались вдоль берега запруженной каменной плотиной Протвы, рядом с местом гибели великого князя Михаила Хоробрита… Я искал хоть какой-то информации о «затемнении неба» с дублированием в нем небесных светил солнца и луны, но не находил… Осталось в памяти только вербальное предание, переданное мне бабушкой, то, что она услышала от своего деда…