Вячеслав Кеворков - Каждому свое

— Есть просьба. Вернуть все в первозданный вид, — начал Григорий.

— Сдуть пыль, протереть спиртом, еще что? — обиженно перебил Маркевич.

— И шляпу, которую перед немцами снял, водрузи на светлую голову. Зима на дворе, простудишься.

Бормоча что-то невнятное под нос, Маркевич удалился.

— Итак, мы подошли к последней, на мой взгляд, самой важной фазе цыганского гадания, — продолжил Генрих свою мысль как ни в чем ни бывало. — Что будет?

В знак согласия Григорий утвердительно кивнул.

— Начну с признания. Перед тем, как закопать мой «аптечный запас» я изъял оттуда крошечный пузырек. Вручавший мне «аптеку» весьма авторитетный фармацевт дал ему название — «болтун», отозвавшись о его эффективности весьма скептически. И оказался неправ. Все, что я расскажу тебе далее, — не результат моего таланта, а эффект воздействия «эликсира» на Гофмайера, Кляйне и Шниттке при общении со мной. Последний, правда, необычайно разговорчив и без стимулятора, но «элексир» вызывает у него буквально словесный понос. И это при том, что талант собирать информацию в любом месте и при любых обстоятельствах у него, несомненно, от Бога.

Желая уточнить для Григория местопребывание Всевышнего, Генрих уверенно ткнул пальцем в небо.

— Великолепно! — рассмеялся Григорий. — Но давай все же спустимся вниз с облаков.

— Хорошо, спустимся на грешную немецкую землю и вновь упремся в вершину, то есть в Гитлера. Как ты будешь докладывать в Москве и будешь ли вообще — мне неведомо.

— Все зависит от содержания.

— Тогда вот последнее заключение. Фюрер — это фантастическая концентрация власти над восьмидесятимиллионным цивилизованным народом, который добровольно поставил его над собой. Сам же он, по неофициальному заключению ведущего немецкого психиатра из Лейпцига, представляет «параноидально талантливый феномен с неустойчивой психикой». При совершении поступков руководствуется не столько разумом, сколько наитием. Именно это обстоятельство приводит его ближайшее окружение и в особенности военных в замешательство, ибо, с одной стороны, реализация его идей заканчивается, как правило, успехом, с другой — успех этот достигается средствами, противоречащими военной логике.

Так, вопреки рекомендациям военных Гитлер несколькими батальонами вытеснил значительно превосходящие силы французов из оккупированного ими в 1923 году Рура и Рейнской области, положив начало конца Европы по Версальскому договору.

Однако главное его оружие — это ораторское искусство, публичные выступления, успех которых заложен в единстве речи, жеста, мимики и слова, а также в умении передать собственный пафос толпе. Что же касается самовозбуждения, доводимого до апогея, то это достигается упорной тренировкой.

Дверь отворилась, и на пороге появился Боярнов.

— Извините, Григорий Федорович, ваши люди интересуются, во сколько завтра выезд?

— Уже сегодня, в 8.30. Кстати, ты появился очень вовремя. Отныне ты становишься тенью господина майора. Детали согласуете после моего отъезда.

— Подчиняюсь судьбе и начальству.

— Послушай, Виталий, прибереги хоть на время свой юмор, ведь дело серьезное.

— Странно, ведь вы же сами говорили, что к серьезным делам надо относиться с юмором.

— Не всякую ахинею, которую я несу, надо запоминать.

— Ладно, ахинею выбрасываем.

— Иди, Бога ради, — по-отечески махнул рукой Григорий.

— Да, грустный весельчак. Смеется печальными глазами.

— Как ты все разглядел! Он отца очень любил, потому и глаза такие грустные. Ладно, оставим это, вернемся к нашим делам, а то скоро светать начнет. — Григорий посмотрел на темное окно, поежился и положил ногу на ногу в знак готовности слушать. Несмотря на паузу, Генрих продолжил рассказ именно с того места, на котором его прервали.

— Шниттке, будучи знаком с личным фотографом фюрера Генрихом Гофманом, рассказывает, что после смерти жены фотограф горько запил. И только под большим секретом рассказывал о личной жизни своего патрона. Так, он поведал Шниттке, что во время последней встречи фюрер всю вину за поражения в России возложил на немецкую военную разведку, которая дезориентировала его, недооценив боеспособность русской армии и упорство русских при оказании сопротивления неприятелю.

Знал бы он это заранее, крепко подумал бы, начинать ли войну с Россией или воздержаться.

Фюрер жаловался на то, что некоторые генералы неточно следуют его указаниям. Так, несмотря на его приказ 4-й танковой группе двигаться на северо-восток, группа была поделена и двумя корпусами двинулась в разных направлениях. В результате планировавшийся мощный удар из района озера Ильмень не состоялся.

Пассаж относительно обвинений фюрера в адрес военной разведки Шниттке поспешил доложить Канарису и был поражен его реакцией.

Адмирал долго молчал, с трудом борясь то ли со страхом, то ли с отчаянием, но наконец взял себя в руки.

— Признаться, Шниттке, с каждым днем меня все меньше занимает война с Россией, которую начали без учета моих соображений. Что же касается обвинений в адрес военной разведки, то ведь их и в помине не было, пока наша армия успешно наступала. Когда же она натолкнулась на сопротивление русских, зимние холода под Москвой и вынуждена была временно, подчеркиваю, временно, отступить, то вместо анализа причин наших неудач все силы были брошены на поиск виновных.

— У нас тоже из-за поражения на фронтах расстреляли немало генералов, — грустно констатировал Григорий, будто боялся хоть в чем-то уступить немцам.

— Что ж, в своих стрелять проще, чем в противника. А главное, безопаснее, — бросил Генрих и, не прерываясь, продолжил: — Далее адмирал изложил свои дальнейшие планы. Говорил он при этом витиевато, крайне осторожно, но суть его идеи Шниттке ухватил.

— Я решил переориентировать вас и ваших людей с Востока на Запад. Соответствующие указания даны мною в Управление абвер-зарубежье. Вам же следует обратиться туда и получить конкретно разработанный план. Если все ясно, то можете идти.

Едва Шниттке вступил ногой во владения абвер-зарубежье, как натолкнулся в коридоре на резидента абвера в Болгарии Отто Вагнера, с которым, конечно, поддерживал давние дружеские отношения.

Кроме обоюдной симпатии, добрые отношения покоились еще и на том, что Вагнер был одним из немногих личных друзей Канариса, дружба с которым у них сложилась еще в догитлеровскую эпоху и считалась прошедшей испытание временем. Кроме того, будучи сотрудником абвера, Вагнер ухитрился получить ранг гауптштурмфюрера СС.

— Садись, давно не виделись, — Шниттке опустил голову. — Можем говорить здесь спокойно, наши спецы всю комнату с утра тщательно «обнюхали».