Вячеслав Кеворков - Каждому свое

— Ты считаешь, что «соседи» к нам сюда без спросу наведываются?

— Нет, не думаю, — и он театрально затянул паузу — Не думаю, а точно знаю. Ребята, которые здесь утром работали, рассказали, что на прошлой неделе вытащили из полов и стен наших кабинетов девять микрофонов. Они нам недвусмысленно твердят: «Делайте выводы!».

— И мы делаем?

— Не всегда. — На протяжение нескольких минут он собирался с мыслями.

— Мне приказано вывести тебя на поле твоей будущей деятельности.

— Что ж, будем пахать на поле будущего!

— Твой оптимизм и раньше-то меня восхищал. Но давай перейдем к делу. Ты знаешь, что наш шеф совсем недавно чуть было не сложил голову из-за евреев. Но не сделал из этого нужных выводов.

— То есть?

— Сегодня вновь возвращается к ним. Правда, теперь между евреями и абвером устанавливается толстая прокладка, точнее стена. Все дела и учетные карточки на них уничтожены и посему связь с ними формально прекращена, а на деле возлагается на тебя и твоих людей. Результаты докладываются шефу, и только ему. Ты понял?

Шниттке отрицательно тряхнул головой.

— Практически, фактически, формально — какое-то нагромождение слов и понятий. Давай упростим конструкцию. Итак, я работаю негласно с лицами экзотической национальности, официально отвергнутыми абвером как «непригодный материал». Так?

— Перфект!

— И полученную от них информацию в анонимном виде, то есть без подписей, псевдонимов передаю.

— Мне, — резко перебил его Вагнер, — а до того я передаю тебе группу информаторов-иудеев и умываю руки! — он весело продемонстрировал, с каким наслаждением и как ловко он это проделает.

— Что ты с таким интересом разглядываешь меня?

— Из-за этих раввинов. Я вчера чуть было не поругался с адмиралом.

— Вот это зря. Раввины того не стоят.

— Я тоже самое сказал ему. Более того, ты еще познакомишься с Максом. Он — выходец из Прибалтики, человек безусловно способный, но… — он запнулся в поисках подходящей формулировки, — по-моему, работает на советскую разведку. В доказательство я подготовил и передал адмиралу составленное мною досье, дескать, вот вам, господин адмирал, и косвенные доказательства.

— Ну, и?

— Он почему-то страшно возбудился. Сгреб все бумаги и разорвал, не читая. Я, честно говоря, остолбенел.

— А когда столбняк прошел?

— Тогда он вынул из ящика стола и положил передо мной заключение высшего командования вооруженных сил вермахта по поводу материалов, добытых Максом, то есть евреем Клаттом.

Отто наполнил из сифона стакан и опустошил его более чем наполовину.

— А дальше?

— Дальше? На, почитай. Теперь это — твоя забота.

Он вынул из портфеля бумагу и положил ее перед Шниттке на стол. «Информация вашего источника о заседании Государственного совета обороны под председательством Сталина, а также о планах наступления Советской армии на начало 1942 года подтверждает и дополняет данные, имеющиеся в аналитическом отделе «Иностранные армии — Восток» Генерального штаба вооруженных сил Германии».

«Главное командование имперских вооруженных сил надеется, что регулярное и своевременное получение информации от вашего источника в дальнейшем будет играть важнейшую роль в развитии успеха Германской армии на Восточном театре военных действий».

— Как видишь, опять адмирал оказался прав!

— Ерунда! Как раз то, что Макс якобы вынул информацию прямо из-под задницы Сталина, и навело меня на мысль, что это дело рук русских. Однако адмирал вновь реагировал странно.

— Если полученные сведения помогут Германской армии выиграть хоть одно сражение, то мне абсолютно наплевать, из-под чьей задницы и каким способом они добыты.

Упоминание в рассказе Генриха имени Сталина заметно взбодрило Григория.

— Видишь ли, всякое упоминание имени Верховного связано либо с награждением, либо с отсечением головы. Поэтому тут есть смысл крепко подумать. Для начала важно установить, чья это инициатива: наша, наших военных или немцев? — Он замолчал на несколько минут. — В любом варианте, надо срочно лететь в Москву. Сегодня же я связываюсь и запрашиваю самолет. Что же касается тебя, то ты действительно встаешь на крайне чувствительную тропу межведомственных противоречий немцев. И тут складывается все так, как и с нашим Верховным — «или грудь в крестах, или голова в кустах». Старо, но справедливо.

— Предпочитаю кресты, а кусты — для случаев более интимных, — весело заключил Генрих.

Григорий при прощании был печально-задумчив. Перспектива даже опосредованного общения с диктатором не радовала его.

Расставание же с Виталием выглядело несколько иначе. Сани-экипаж по кличке «Дилижанс» лихо подкатили к главному входу вокзала. Двое сопровождавших в штатском ловко подхватили два небольших разноцветных чемоданчика и двинулись по перрону.

Майор выбрался на свежий воздух и на мгновение остановился, прикрыл рукой глаза, спасаясь от ярких, низко стелящихся лучей зимнего солнца и его слепящего отражения от свежевыпавшего снега.

После того, как майор щедро во всеуслышание расплатился с возницей, тот, в знак благодарности, верноподданнически склонил низко голову и негромко, но четко произнес:

— Будьте удачливы, господин майор. Как только извлеку вашу закладку из-под земли, немедленно дам вам знать.

— А если?

— «Если» быть не может, потому что не может быть никогда. Благополучной вам дороги и до скорой встречи.

Он легко вскочил на свое место в «Дилижансе», а лошади, привыкшие подолгу ждать и искренне обрадовавшиеся такому благоприятному повороту событий, без сигнала тронулись с места и весело затрусили по присыпанной свежим снегом дороге.

Странно, но приезд в оккупированный противником холодный, промозглый Псков Генрих воспринял если не как возвращение к домашнему очагу, то по крайней мере как свидание с каким-то недалеким, трудным, но, несомненно, полезным прошлым.

В доме было тепло, уютно, в первую очередь оттого, что вся мебель по-прежнему находилась на своих местах, включая могучее старинное кресло, надежно удерживавшего своей правой ногой половицу, под которой скрывались два разоблаченных Скибой немецких микрофона.

Пока помощники выкатывали машину из бывшей конюшни, а ныне гаража, Генрих позвонил в контору и был приятно удивлен, когда дежурный узнал его по голосу.

— Господин майор, господин полковник появится лишь завтра, однако если что-то срочное…

— Да нет, ничего срочного. Доложу по прибытии завтра лично.

— Как вам будет угодно. Желаю приятного вечера.

Генрих достал лист бумаги и написал крупными прописными буквами: «Выполняю инструкцию. Сообщаю тем, кто мною интересуется: ужинаю в ресторане «Четыре сезона». Берг».