Вячеслав Кеворков - Каждому свое

Неожиданно посыпал снег, причем крупными хлопьями. Пришлось срочно возвращаться домой. Как только въехали во двор, Карин, то ли спасая прическу, то ли одежду от мокрого снега, легко выпрыгнула из машины и тут же исчезла за дверью. Генриху же пришлось потрудиться, чтобы по подмерзшей земле въехать в гараж.

Войдя в дом, он увидел на столе чайный прибор и записку: «Спасибо за добрый вечер».

Шниттке появился неожиданно, но как всегда ко времени. Места в кабинете Гофмайера заняли, как обычно: хозяин за столом, гости в креслах перед ним.

Шниттке был чем-то серьезно озабочен и потому, минуя положенное вступление, сразу перешел к делу.

— Руководство критически относится к нерасторопности, которую мы проявляем в вопросе о восстановлении связи с нашими агентами, — он на секунду запнулся, — не арийцами. Повторяю, в этом важном процессе не могут быть задействованы кадровые офицеры, а лишь привлеченные сотрудники, действующие под прикрытием абвера.

— Не вижу ничего нового, — воспользовался паузой Гофмайер. — Все это мы уже обговорили, более того, изложили подробно в плане, представленном Берлину, и ждали распоряжений о начале операции.

— В том-то и беда, что «изложили в плане». Именно это и взбесило наше руководство, после чего и последовало жесткое указание «впредь при реализации операции «Иудей»» делать какие-либо письменные пометки строжайше запрещается. Все идеи и планы держатся в голове и передаются только устно, не оставляя следов на бумаге».

— И на песке, — мрачно добавил Гофмайер.

Шниттке пропустил неуместный сарказм мимо ушей и продолжил:

— Практическое выполнение операции возлагается на Генриха, которому присваивается псевдоним «Пауль». Вы, Пауль, создаете группу из верных вам и нашему делу людей и несете за них полную ответственность перед Берлином. Мы же, — и он повернулся к Гофмайеру, — берем на себя подготовку соответствующих бумаг, а также материальное обеспечение всей операции. Итак, у вас будут документы на ваших людей, несколько чистых бланков для тех, кого вы будете приобретать в ходе проведения операции, а также деньги — наличные, и по большей части из банковских депозитов, к которым у вас будет доступ. Таким образом, для успеха у вас будет практически все, кроме… времени.

— И как это понимать — в часах или днях?

— Пять недель на трех иудеев, разбросанных по всей Европе — Прага, Стокгольм, Париж, возможно, Вена.

— Пять на троих — график жесткий, но не безнадежный. Можно попробовать.

Телефонный звонок прервал разговор. Гофмайер снял трубку, терпеливо выслушал чей-то монолог, после чего осторожно вернул трубку на прежнее место.

— Господа офицеры, сожалею, но должен покинуть вас на некоторое время. Предлагаю вам передислоцироваться за соседний стол, где вы сможете пополнить ваши поиссякшие силы и дождаться моего возвращения. Я вернусь минут через сорок.

Передислокация сменила настроение. Пара рюмок крепкого напитка вернули Шниттке к еще совсем недавним временам, когда он был с Генрихом на «ты».

— Представить себе не можешь, что мне пришлось перенести во время последней аудиенции у адмирала, когда я доложил ему наш план.

— С трудом, — согласился Генрих.

— Раньше трудно было себе представить, что он может впасть в такую ярость. Он заявил, что я должен понимать, в какую опасную фазу мы вступили и надеется, что мы будем действовать разумно и быстро. А мы, якобы, вместо дела сели за стол и стали плодить бумаги. Он схватил наш план, изорвал в клочья, ссыпал их в вазу для фруктов и поджег. Взметнулся такой столб огня, что я не знал, что делать — не начался бы пожар. Однако пламя на адмирала подействовало успокаивающе. Стоило последнему листку наших еврейских страданий превратиться в пепел, он заметно успокоился, вернулся за стол и продиктовал мне три пункта, которые подлежат немедленному исполнению при соблюдении самого высокого уровня конспирации.

Дверь распахнулась, и в кабинет стремительно влетел Гофмайер. Сбросив шинель, он тут же оказался у стола.

— Эта Россия доконает меня своими холодами! То насморк, то горло, то… Дайте что-нибудь выпить!

— Адмирал прав — в нашем деле сохранить здоровье и душевное равновесие труднее, чем получить очередное звание.

— На черта мне звание, если не будет здоровья, — утратив чувство юмора, мрачно подтвердил Гофмайер.

— От внешних врагов нас спасет великая немецкая армия, от внутренних Германию спасем мы — военная контрразведка. Идите и выполняйте долг перед вашей великой Родиной. Это напутственные слова нашего руководителя. Предлагаю выпить за адмирала. Особенно усердно за него должен выпить Генрих.

— С удовольствием, конечно, но почему мне такое предпочтение?

Шниттке опрокинул очередную рюмку, после чего на несколько минут впал в размышление, а потом продолжил:

— Где-то ближе к концу встречи адмирал заговорил о возможных трудностях при проведении операции. И я верноподданически предложил организовать для Генриха краткий курс обучения по ведению наружного наблюдению, радиоделу и так далее.

— И что же адмирал? — пьяно вскинул голову Гофмайер.

Шниттке снисходительно взглянул на обоих.

— Адмирал неожиданно разразился громким смехом. А потом заявил, что он с трудом переносит Россию с ее грязными деревнями, разбитыми дорогами и неопрятными городами. Однако после событий под Москвой он отдает должное русским. А Генрих мотал в течение недели, а то и больше, две наших бригады наружного наблюдения, два поисковых отряда и целую группу радистов. После чего чистеньким, разве что не в галстуке, явился к нам и как ни в чем не бывало предложил свои услуги. Так что вряд ли его можно еще чему-нибудь научить.

— Так за кого пьем? За адмирала или? — с нетерпеливым раздражением поинтересовался Гофмайер.

— За мудрого адмирала, — отсек всякие сомнения Генрих.

Зима — отнюдь не лучшее время для пребывания в Вене. Холодный воздух, вырвавшись на просторы знаменитого венского кольца, гоняется по кругу за своим хвостом, не щадя сморщившиеся от холода фигуры людей, не сумевших от него укрыться. Лошади и ямщики прогулочных экипажей, выстроившихся цепочкой на брусчатке дворца Хофбург, уныло смотрят на перспективу прокатить по этому самому кольцу обезумевшую от счастья пару, только что заключившую брачный союз.