Александр Козин - Волжское затмение

Балк спокойно взглянул ему в глаза, достал папиросу и, не спрашивая позволения, закурил. От спички. Зажигалки на этот раз при нём не было.

— Вы, видимо, плохо знаете… местные особенности и предыдущую обстановку, господин полковник, — покачал он головой и плавно, как кистью, повёл в воздухе дымящей папиросой. — Да, вы же не ярославец. Дело в том, что наши военнопленные жили здесь вполне вольно. Многие жили не в Спасских казармах, как положено, а в городе. Кто-то и на той стороне. Работали там. У многих там знакомые… Мы привыкли, прижились в Ярославле. И вдруг вы. Трудно отвыкать, господин полковник. Вот и ходят. Я это, конечно, запретил: очень опасно, могут убить, но моя власть… Сами понимаете! — и лейтенант широко развёл руками.

— Понимаю. Дело не в этом. Та сторона в руках красных. Оттуда нас обстреливает артиллерия. Вы хорошо об этом знаете, лейтенант, — и тёмные, навыкате, глаза Перхурова пристально уставились на немца из-под низкого хмурого лба. — Огонь этот вовсе не так беспорядочен, как может показаться. Поневоле задумаешься — кто же его корректирует? Не хотелось бы возводить напраслины, господин лейтенант, но мне это очень не нравится. Что скажете?

Что-то переменилось в Балке. Он перестал улыбаться, загасил в пепельнице окурок и весь собрался, готовый отражать атаку. В глазах промелькнуло лёгкое беспокойство. Перхуров уловил это и перешёл в наступление.

— И ещё одно, господин Балк. Очень неприятное. Вы, конечно, знаете, — с нажимом проговорил он, — что наш восточный рубеж подвергается постоянным изматывающим атакам со стороны Всполья. Мы теряем людей. Вспольинское предместье разорено и сожжено. Чем вы, господин лейтенант, объясните участие ваших людей с оружием в руках на стороне противника? И это после ваших заверений, что никто не сможет втянуть их в боевые действия? Отвечайте, — резко бросил Перхуров после многозначительной паузы.

Лицо Балка озадаченно вытянулось, брови и плечи изумлённо дёрнулись, рот приоткрылся. Но острые, как два стальных буравчика, глаза пытливо сверлили Перхурова, будто изучали, зондировали, пытались разглядеть и отгадать, что известно ему помимо сказанного. Но что-то успокоило его. Лицо вновь окаменело. Плечи опали.

— Вы, господин полковник, сказали сейчас хорошее слово — «на-прас-лина». Так? Я запомнил. Очень метко, очень по-русски. Вот это и есть, если я правильно понял, напраслина. Поймите, господин полковник, они… Не бойцы. Не солдаты. Это надломленные, обездоленные люди. Они хотят только одного — вернуться домой. Да-да, господин полковник, — с пафосом воскликнул Балк в ответ на иронические кивки Перхурова.

— Ну-ну, — усмехнулся Александр Петрович. — Продолжайте, продолжайте, господин Балк.

— Я понимаю ваше…пред-убеждение, — выговорил лейтенант ещё одно трудное слово. Голос его чуть поник. — Но вы неправы… Допускаю, что кто-то, поддавшись настроению, быть может, и говорил что-то против вас, но… Участвовать в реальных боях — это слишком. Даже после этих событий в Москве…

— Об убийстве Мирбаха всё-таки стало известно? — встрепенулся Перхуров.

— Очень возможно, господин полковник. У нас нет строгой секретности. Да и слухи, господин полковник. Слухи. Не удивлюсь, если…

— Удивитесь, господин лейтенант. Но чуть позже. А пока позвольте вам не поверить. Вы разыгрываете передо мной наивного простачка. Напрасно. Не пришлось бы пожалеть.

Балк озадаченно поморгал белёсыми ресницами и крутнул головой так, будто скинул с шеи невидимую петлю.

— Вы, господин полковник, говорите вещи очень неприятные. Но я не слышу фактов. Где факты? Пока одна только на-прас-лина. Так мы не договоримся, — и Балк с сожалением развёл ладонями.

— Да, господин Балк, — вздохнул Перхуров. — Вы правы, договориться будет непросто. Но я всё же надеюсь на обоюдное благоразумие. А скажите, господин лейтенант, знакомы ли вы с фельдфебелем Куртом Штубе?

Балк вздрогнул, но быстро справился с растерянностью.

— Курт Штубе? Ну, как же… Хороший солдат. Ещё на фронте рекомендован к экзамену в младшие офицеры…В плену ведёт себя дисциплинировано. До последнего времени был у меня на виду, регулярно отмечался. Выполнял некоторые мои поручения… Организационные, господин полковник. Только организационные, — поспешно добавил Балк под жгучим взглядом Перхурова. — Но позвольте… Что случилось?

— А припомните, господин лейтенант, какое поручение Штубе выполнял вчера между четырнадцатью и пятнадцатью часами?

— Извольте, ничего секретного. Вчера, именно в это время, Штубе был направлен с вызовом в район Сенной площади к другому военнопленному, рядовому Флаксу. С этого момента я его не видел, ни он, ни Флакс ко мне не явились. Учитывая обстановку, я всерьёз обеспокоился. Если у вас есть сведения…

— У меня не сведения, господин Балк. У меня сам Штубе. Захвачен с винтовкой во время боя на стороне красных. Но вот беда — без вас он отказывается с нами разговаривать. Неудобно получается, не правда ли? — прищурился Перхуров.

Балк побледнел. Дрогнула нижняя челюсть.

— Как? Как он мог посметь… Это не ошибка, господин полковник? Вы… Вы меня не обманываете? — часто заморгал Балк.

— Веретенников! — крикнул в коридор Перхуров. — Арестованного Штубе ко мне!

Раздались шаги, и вошедший адъютант отчеканил:

— Арестованный Штубе по вашему приказанию доставлен, господин полковник!

И конвойный осторожно втолкнул из коридора рослого рыжеватого детину в обносках немецкой полевой формы, в грубых, гремящих армейских ботинках, в зарослях щетины на исхудалых щеках. Глаза фельдфебеля ошарашено бегали, и ему стоило немалых сил остановить их под жёсткими взглядами офицеров. Своего и чужого.

— Фельдфебель Штубе явился по вашему приказанию, господин полковник, — хрипло, дребезжаще, с ломким акцентом выговорил он, прокашлялся, глянул на Балка и сразу как-то обмяк. Балк в свою очередь скользнул по нему многозначительным взглядом и кивнул. Не то приветственно, не то обнадёживающе.

— Итак, Штубе, — обратился к нему Перхуров жёстко, но спокойно. — Вы хотели говорить лишь в присутствии лейтенанта Балка. Слушаю вас. Для начала: где вы были вчера днём между четырнадцатью и пятнадцатью часами?

— Простите, господин полковник, — вмешался Балк. — Но Штубе плохо говорит по-русски. Разрешите, я буду переводить?

— Только в случае явных затруднений, — поморщился Перхуров. — И учтите, что немецкий я изучал в академии и знаю его достаточно хорошо.

— В это время вчера я был около Сенной площади, — медленно, с трудом, заговорил по-русски Штубе. — Господин лейтенант приказал вызвать Флакса, он есть тоже военнопленный из Германии. Он там квартирует.

— Вы были вооружены?