Татьяна Назаренко - Минос, царь Крита

— Да, лучшего я и не желал бы! Но отчего ты не сказал мне об этом вчера, когда я сетовал на судьбу и тревожился о дочери?

Лиэй удивленно вскинул брови:

— Да потому, что я вчера не собирался жениться на ней! Эта мысль пришла мне в голову только что!!!

Прямолинейность Лиэя иной раз причиняла мне мучения, словно остроотточенный клинок. Я переплел пальцы рук и захрустел косточками. А он беззаботно улыбнулся и продолжил:

— Я пробудился, посмотрел на тебя спящего, вспомнил, как Ариадна спала в моей хижине, и вдруг решил: я ведь могу взять твою дочь в жены и тем развязать все узлы, которые Ариадна напутала на нитях ваших жизней.

— Зачем ты мне это сказал?!

— Про что? — не сразу понял он. — Про то, что не собирался жениться? А тебе хотелось бы услышать ложь о том, как я полюбил ее, едва увидев? Разве ты бы поверил?

Лиэй смотрел мне прямо в глаза. Произнес тихо, словно размышляя вслух:

— Ты хотел бы поверить в это! Нет, Минос, я слишком люблю тебя, чтобы лгать, и я не буду убеждать тебя, что замечал во взглядах Ариадны любовь ко мне. Может быть, будучи весьма сходной с тобой нравом, она и полюбит меня так же страстно, как ты. Но для этого должно пройти время, а нам надо торопиться.

Лиэй помолчал, как мне показалось, собираясь с духом, и докончил безжалостно:

— Ариадна еще не знает, что понесла от Тесея. Но я-то знаю наверняка!

Мне стало холодно.

— Откуда тебе знать?! — воскликнул я.

— Мне это дано. Ты чувствуешь, что кто-то скоро умрет, а я — зарождение новой жизни, — спокойно произнес он.

— Почему ты не сказал об этом вчера?! — я был готов ударить его.

— Вчера меня больше заботили другие помыслы. — Лиэй обнял меня, прижал к себе — ласково, как мать, утешающая ребенка. — Но не тревожь свое сердце. Я возьму ее в жены, увезу с Крита. Я стану ей защитой от пересудов и буду заботиться о ней и ее детях. Отчего ты встревожился?

— Меня страшит брак без любви, — прошептал я, нервно стискивая пальцы.

— Может, Афродита благословит наш союз, и любовь взрастет в наших сердцах, подобно многогроздной лозе, — беспечно засмеялся Лиэй. — А если этого не случится, что же? Я — из тех мужей, которые могут подарить жене свободу. В обмен на свою собственную.

Он обнял меня:

— Почему ты полагаешь, что у нас все будет так же плохо, как у тебя с Пасифаей? Разве иные пути, отличные от тех, что ведут Ариадну ко мне, привели тебя в объятия Дексифеи? Или ты не сетовал иной раз в сердце своем, что желал бы видеть на месте Пасифаи благородную дочь Огига? Или ты не был с ней счастлив?

Я кивнул и слабо улыбнулся. Лиэй был прав. Это сейчас, когда он был подле меня, я понимал: те, другие, являлись лишь слабой заменой ему. Так младенец, до времени отлученный от материнской груди и терзаемый голодом, берет в рот тряпочку с жеваным хлебом и поневоле довольствуется ею. Что же, такие дети тоже вырастают и живут. И я прожил… Просто мне хотелось, чтобы Ариадна оказалась счастливее своего отца. Не получилось…

— Не говори Ариадне, что она беременна, — попросил Лиэй. — Ей этого не надо знать. Но поторопись со свадьбой. А я попрошу Илифию, чтобы она, насколько возможно, задержала срок родов. Тогда все поверят, что это мой ребенок. Ну же, Минос, ты слышишь, что я тебе говорю?!

Да, возлюбленный мой. Я уже успокоился. Я слышу твои слова. «Ты можешь умереть спокойно, любимый». — Ты не сказал этого, но я услышал.

Я взял его руку, прижал к щеке:

— Спасибо, Лиэй.

— Я люблю тебя.

Я скоро умру. Это так легко, когда ты счастлив.

Когда я пришел к Ариадне, она уже давно поднялась. Облаченная, как подобает царевне, моя дочь обходила ткацкий стан — продевала уток меж нитей основы — и, спешно бросив свое дело, склонилась в почтительном приветствии:

— Да пребудет с тобой милость богов, отец.

Я улыбнулся:

— Они не оставляют меня, моя царственная дочь. И я полагаю, что среди их помыслов и ты не обойдена вниманием.

Она стояла, опустив глаза, сосредоточенно изучая узоры на мозаичном полу. Мне было бы проще сообщить ей ту весть, что я принес, если бы она не была столь напряжена. И потому я произнес:

— Не тревожься, Ариадна. Не оставляй своих трудов. Я рад видеть тебя у ткацкого стана. Коли ты принялась за обычные дела, смею надеяться, что вскоре в твоем сердце восстановится былой покой.

— О, благодарю тебя!

Ариадна с видимым облегчением снова занялась своей работой. Так было всегда, когда на сердце моей дочери было тревожно. Хитрые переплетения нитей приводили в порядок ее помыслы, умеряли гнев и волнения.

Я взмахом руки приказал служанкам оставить нас наедине, подошел к креслу и опустился в него. Сейчас мне было хорошо видно сосредоточенное лицо дочери — нахмуренные брови, упрямо поджатые губы.

— Неужели ты чувствовал, что я вернусь? — пробормотала Ариадна, не отрываясь от своего занятия.

— Почему ты так решила?

— К моему полотну никто не прикасался, — горько усмехнулась она.

— Просто я забыл распорядиться, а служанки, видимо, не решились ничего трогать в твоих покоях без моего позволения. Я не думал, что вновь увижу тебя. Еще меньше ждал, что увижу вот так. И хвала Дионису, что он помог тебе вернуться.

— Хвала всеблагому богу! — истово отозвалась Ариадна. — Он и тебе открылся?

— Да.

Значит, она знала, кто спас ей жизнь.

Мы снова замолчали. Я никак не мог приступить к разговору о грядущем замужестве. Хотелось узнать, что у нее на сердце.

— Ты выглядишь суровой и озабоченной… Былое все еще гнетет тебя?

Ариадна отрицательно покачала головой, взяла челнок с нитью другого цвета.

— Мне довольно знать, что ты отомстишь за унижение, пережитое нами. Тебе ведомо, отец: никогда не заботили меня войны и сборы даней. Мое дело — дворец и мир в доме моем. А во дворце многое изменилось, — в голосе дочери я уловил слабые признаки раздражения. — Меня не было всего дюжину дней, а Катрей уже все забрал в свои руки.

Я рассмеялся:

— О, царевна, не успела ты прийти в себя после долгого и опасного пути, а уже свиделась со своими «глазами и ушами» и обеспокоилась моей судьбой! Поверь, у тебя нет причин винить Катрея, — успокоил я ее. — Разве не берет он то, что ему принадлежит по праву?

— Или ты уже умер?! — вспылила Ариадна. — Повсюду шепчутся, что ты постарел, что пора передать корону молодому анакту, что ты нерешителен и страшишься Афин, потому не стал преследовать Тесея! А теперь, когда я вернулась…

Она яростно сдвинула брови, но так и не отвлеклась от своего рукоделия, продолжая раздраженно подбивать нитки.

— …Катрей недоволен, что ты не покарал меня за предательство!