Марта Холл Келли - Девушки сирени

Я приготовилась увидеть Пола в таком же состоянии или даже хуже. Мне было все равно, как он выглядит, главное – быть рядом. Я готова была заплатить любые деньги, лишь бы помочь ему выздороветь.

Гостиничные номера превратились в больничные палаты. В них расставили дополнительные кровати, все двери были приоткрыты.

Пятьсот одиннадцатый. Пятьсот двенадцатый.

В коридоре два жандарма мило беседовали с симпатичной медсестрой. Война закончилась, вернулась любовь.

Пятьсот пятнадцатый. Просторный номер на пятом этаже с высокими окнами с панорамным видом на городские крыши и Эйфелеву башню. У стены – кровать в стиле Людовика Шестнадцатого. Королевский уход за знаменитым Родье.

Еще в дверях я увидела Пола. Он сидел в мягком кресле и играл в покер с тремя мужчинами. Легкий бриз покачивал занавески на окнах.

Пол был в простой рубашке на пуговицах. У него за спиной сидела медсестра, одну руку она положила на спинку кресла, а второй проверяла пульс у Пола.

Было так странно видеть его в этом чудесном номере со шторами из дамаста и шерстяными коврами. Я подошла ближе и со спины заглянула в его карты.

– На такой раздаче я бы ва-банк не пошла.

Пол повернул голову и улыбнулся.

К моему великому облегчению, он совсем неплохо выглядел. Худой, с бритой головой, но живой и такой свежий в белой хлопчатобумажной рубашке. Мне безумно хотелось как можно скорее отвезти Пола домой и уложить в его собственную постель.

– А ты принесла деньги, чтобы делать ставки? – спросил он. – И русские сигареты? Иди сюда, поцелуй меня.

Я обошла кресло и даже вздрогнула, когда увидела ноги Пола. Длинные, худые как палки, с круглыми коленками, они были похожи на ножки сверчка.

– Не волнуйся, я не сломаюсь. И не верь врачам. Если мои выигрыши о чем-то говорят, так это о том, что я в порядке.

– Даже не знаю, с чего начать.

Я опустилась на колени рядом с креслом и боялась к нему прикоснуться.

Может ли причинять боль такая худоба?

К нам подошел молодой доктор с рыжими взлохмаченными волосами, похожими на горку шафрана.

– Вы родственница? – спросил он.

– Друг, – ответил Пол. – Мисс Ферридэй из Нью-Йорка.

Доктор посмотрел на меня покрасневшими глазами.

Сколько дней он уже недосыпает?

– Не могли бы вы выйти со мной в коридор?

Я уловила в его голосе слабые нотки недовольства, как будто он не одобрял мое появление в номере Пола.

– Меня зовут Филипп Бедро, – представился он, когда мы вышли в коридор. – Я занимаюсь лечением Пола уже несколько недель. Восстановление после тифа прошло успешно, частично благодаря новому лекарству хлорамфениколу. Но потом неожиданно последовало ухудшение. Пневмония.

– Пневмония? – У меня перехватило дыхание.

Как у отца. Диагноз на французском звучит красивее, но не становится от этого менее смертельным. Мама продолжала называть эту болезнь воспалением легких.

– Он выздоровел, но еще очень далек от того, чтобы считаться здоровым. Вы останетесь в городе?

– В маминой квартире, это тут неподалеку. Пол знает о смерти жены?

– Да. Для него это сильнейший удар, но он отказывается об этом говорить. На данном этапе ему нужен здоровый сон. В дальнейшем, в связи с мышечной атрофией, потребуется усиленная физиотерапия.

– Он полностью восстановится?

– Мадемуазель, сейчас рано об этом говорить. Мы имеем дело с разрушенным телом. Пол потерял больше половины массы тела.

– Но ментально он в полном порядке, – предположила я. – Играет в покер.

– Он – актер и умеет делать хорошую мину при плохой игре. Но мы должны быть крайне осторожны. Его сердце и легкие очень сильно пострадали.

– И сколько, по-вашему, займет выздоровление? Две недели? Три?

– Сейчас положение таково, что он может и завтра не проснуться. Вы должны дать ему время.

– Простите, доктор.

– На прошлой неделе один молодой человек уже был готов к выписке. Все показатели хорошие. А наутро, когда он должен был ехать домой, умер от сердечной недостаточности. Кто знает, когда мы можем констатировать полное выздоровление таких пациентов?

– Я просто очень хочу…

– Ему противопоказаны любые физические нагрузки. Никакой готовки, никаких прогулок и, конечно, никакого… – Доктор запнулся.

– Да?

– Никакой дополнительной активности.

– Простите?

– Постельный режим и абсолютный покой.

Он хотел сказать, что спать Пол должен один.

Врач ушел, а я села возле кровати Пола и смотрела, как поднимается и опускается под одеялом его грудь.

– Не уходи, – сказал он.

– Ни за что, – пообещала я.

День я проводила с Полом, а на ночь возвращалась в мамину квартиру. К счастью, благодаря супруге нашего смотрителя квартира за время войны практически не пострадала. Даже стекла в створчатых окнах от пола до потолка уцелели, и паркет из граба был в целости и сохранности. Но все покрылось толстым слоем белой пыли. Баночки с серебряными крышками на моем туалетном столике из красного дерева на два дюйма утонули в этом белом порошке. Дорожные часы в папином кабинете остановились в девять двадцать пять. А в маминой комнате появилась протечка, кусок узорчатых обоев отклеился и походил на испачканное свиное ухо.

В первые две недели Пол бóльшую часть суток спал, но скоро попросился домой в Руан, где они жили с Риной. Доктор Бедро неохотно согласился. Он снова смутно намекнул на нежелательность занятий любовью, на что Пол ответил улыбкой. Также в связи с тем, что дом Рины находился в нескольких милях от Парижа и медицинская помощь там была ограниченна, доктор Бедро настоял на ежедневных визитах врача. Я сразу согласилась и вообще с радостью заплатила бы за что угодно, лишь бы Пол был счастлив. А потом мы с тремя крепкими медсестрами помогли ему спуститься и усадили на переднее сиденье «пежо».

По дороге в Руан нам то и дело попадались свидетельства недавних боев, от многих домов остались одни фасады. Величественный, прославленный Клодом Моне Руанский собор был одним из тех зданий, что уцелели во время войны. Пол велел мне свернуть на боковую улицу и указал на похожий на бункер дом. Это было совсем не то, что я ожидала увидеть.

Мы шли по тропинке к крыльцу, я поддерживала Пола и рассматривала дом. Холодный и какой-то отчужденный, он действительно напоминал некое военное сооружение. Это все немцы навязали Франции отвратительный стиль баухаус.

А еще меня волновало, выйдут ли соседи поприветствовать Пола? Как они ко мне отнесутся? В конце концов, Рина выросла в этом доме, здесь они жили вместе с Полом. Есть ли у них друзья среди соседей? Какая-нибудь пара, которая горюет о Рине?

Мы ступили в прихожую, потом по шажочку прошли в гостиную. Дома было мало света, но на стенах висели яркие пейзажи Прованса. Я подумала, что надо спросить Пола, не согласится ли он пожить в квартире моей мамы? Там было чудесно – утром солнце заливало светом комнаты, пастельного цвета деревянные панели на стенах и всякие безделушки, которые мы с мамой находили на блошином рынке и в антикварных лавках. Мой комод в стиле Людовика Шестнадцатого. В кухне – металлический садовый столик конца прошлого века. Мама немного помешалась на жуи, но все было очень мило. Требовалось лишь избавиться от пыли.