Марта Холл Келли - Девушки сирени

Девочка, пританцовывая, пошла дальше и крикнула нам через плечо:

– Не смешно!

– Она сама не понимает, что говорит, – попыталась смягчить ситуацию я.

Но Пол знал: девочка права, в нем с трудом можно было узнать прежнего Пола Родье.

После этого маленького происшествия энтузиазм Пола начал угасать, и мы вскоре пошли домой.

Когда мы ехали обратно в Руан, над Сеной начался салют.

Дома мы переоделись в удобную одежду: я в мягкие брюки и рубашку Пола, а он – в свою любимую фланелевую пижаму цвета слоновой кости.

Я занялась готовкой ужина. Пол сел за кухонный стол и о чем-то задумался. Мне показалось, что он устал больше, чем обычно.

– Тебе грустно, потому что рядом нет Рины? – спросила я.

– Не стоит поднимать эту тему. Ты и так постоянно пытаешься играть ее роль.

– Ничего подобного.

– Готовишь по ее рецептам, одеваешься, как она. Пожалуйста, не надо всего этого.

– Это потому что я сегодня надела платок?

– Просто расслабься и будь такой, какой была в Нью-Йорке.

– Я в жизни не чувствовала себя счастливее.

И это правда. У нас были свои разногласия, но, с тех пор как я перестала печатать рецепты лекарств и график физиотерапии для Пола, наши отношения с каждым днем становились все крепче. Плюс ко всему, спасибо Вулси, Пол наконец-то набрал вес.

– Тогда почему ты сюда не переедешь? Я имею в виду насовсем.

– О, Пол, я даже не знаю. Было бы неплохо услышать что-нибудь о твоих чувствах.

– Я без ума от тебя.

– Это почему?

Пол на секунду задумался.

– Ты очень трудолюбивая, а я это уважаю.

– И все?

– Мне нравится, как ты говоришь по-французски с американским акцентом. Очень сексуально.

– Вот уж неправда…

– И мне с тобой никогда не скучно.

Пол встал и подошел к раковине.

– Мне нравится твое несовершенство. Твоя асимметричная улыбка.

Я прикоснулась к губам.

Асимметричная?

– И у тебя нет гигантской сумки, в которой ты могла бы постоянно рыться.

Пол взял меня за руку:

– Мне нравится, как ты носишь мою одежду. – Пол расстегнул пуговицу у меня на груди. – Нравится твоя белая кожа. Такая гладкая… Я часто ее вспоминал, пока мы были в разлуке. – Он обнял меня за талию. – Но больше всего мне в тебе нравится…

– Что же?

– …как ты целуешься. В эти моменты мне порой кажется, что я могу не вернуться. Как будто улетаю в какой-то другой мир.

Пол оттянул ворот моей рубашки и поцеловал меня в шею.

Я улыбнулась:

– Забавно, есть одно слово, которое ты никогда не произносишь.

Он отступил от меня на шаг.

– Почему американцы любят все говорить прямым текстом? Вы даже мусорщикам в любви признаетесь.

– Мне кажется, эту фразу придумали у вас.

– Если без этого никак, хорошо. Я тебя люблю. Не представляю свою жизнь без тебя. А теперь езжай за своими вещами и книжками. Сделай этот дом нашим.

– То есть ты не хочешь, чтобы я возвращалась в Нью-Йорк?

– Да, живи здесь, а в Нью-Йорк мы будем приезжать. И мама твоя может сюда переехать. Квартира у вас уже есть.

– Я буду скучать по консульству. Но, с другой стороны, у Рожера есть Пиа.

– Определенно есть.

– Разумеется, я остаюсь.

Пол улыбнулся:

– Вот и хорошо.

Его долгожданная улыбка была для меня как бальзам на душу.

Сможем ли мы иметь ребенка? Мне уже за сорок. Но ребенка всегда можно усыновить. У меня в чемодане целая папка с делами французских малышей, которым очень нужна семья и дом. Мама будет в восторге, когда узнает, что свадьба наконец-то состоится. К тому же Рожер выбил ей визу, и она уже на пути в Париж. Так что сообщу ей лично.

– Может, начнем прямо сегодня? – предложил Пол.

– Только съезжу за вещами.

Неужели это происходит на самом деле? У меня в маминой квартире есть шелковые чулки?

– Косметику не привози, – велел Пол. – Ты и без нее идеальна.

– Даже помаду?

– Поторопись. А я пока закончу готовить ужин.

– Нет, Пол, пожалуйста, не надо. Доктор Бедро сказал…

Пол подошел к столу и достал из миски несколько относительно свежих картофелин фиолетового оттенка.

Мне все-таки не понравилось, что он решил нарушить запрет доктора.

Пол это заметил.

– Еще слово, и я передумаю, – предупредил он.

Я схватила кошелек.

– Ницше говорил: «Превалирующее потребление картофеля приводит к водке».

– Отличная мысль. Прихвати бутылочку вина из запасов твоей мамы. Отметим это дело.

Два часа дороги в Париж я составляла список вещей, которые надо будет забрать с собой.

Брюки капри, шелковые чулки, новое неглиже. И в перспективе понадобятся французские водительские права.

Дома я задернула шторы, собрала чемодан и вышла из квартиры. Когда запирала дверь, в кухне зазвонил телефон, и я впервые в жизни проигнорировала звонок. Решила, что, если это мама, у меня все равно не хватит времени, чтобы рассказать ей всю историю.

На обратном пути сделала остановку возле нашего любимого рынка, где обнаружила один довольно жалкого вида багет. Пусть маленький, но все же хороший знак. Потом еще раз остановилась, чтобы заправить машину дровами.

Я ехала с открытым окном. Когда включила радио, Лео Маржан пела «Alone Tonight» [36] «В этот вечер я одна» (англ.). .

В этот вечер я наедине со своими мечтами…

В газетах ругали шансонетку за то, что она во время оккупации слишком уж охотно развлекала нацистов. Но эта песня, как никакая другая, подходила к военному времени.

В этот вечер я одинока без твоей любви…

Как же хорошо было в кои-то веки не чувствовать себя одинокой. Грустную песню не так уж грустно слушать, когда тебя кто-то любит.

Подпевая Маржан, я свернула на боковую улицу и увидела припаркованную напротив дома Пола белую машину «скорой помощи» со включенным двигателем.

Время остановилось.

Может, они перепутали адрес?

Я подъехала ближе.

У парадных дверей стояла медсестра в синем плаще поверх белого халата.

Господи! Пол!

Я чуть ли не на ходу выскочила из машины.

Побежала к дому. Хватая ртом воздух, спросила:

– Что с Полом?

– Идемте быстрее, – велела медсестра, и я кинулась в дом.

– Я сплю? – проговорила Зузанна, когда паром пришвартовался в Гданьске.

Соленый воздух был наполнен криками чаек и крачек. Вода сверкала, как живые бриллианты, и я, чтобы не ослепнуть, приложила ладонь козырьком ко лбу.

Два месяца мы провели в Швеции, в чудесном Мальмё. В этом городе Господь сохранил все самое прекрасное в первозданном виде. Там была самая зеленая трава на свете. Небо голубое, как васильки. А у детей, рожденных в такой красоте, – белые, как облака, волосы и синие, как море, глаза.

Нам не хотелось уезжать из Мальмё – там относились к нам, как к королевам, мы лакомились тортиками «Принцесса» и картофельно-мясными пальтами с маслом и брусничным джемом. Но когда к нам вернулись силы (мы с Зузанной весили по сорок килограммов), большинство захотело вернуться домой, где бы он ни был – в Польше, во Франции, в Чехословакии. Несколько женщин, у которых не осталось ни родных, ни дома, решили осесть и начать новую жизнь в Швеции. Другие хотели сначала подождать и посмотреть, к чему приведут новые выборы в Польше. Нас предупредили, что в Польше всем управляет советское репрессивное ведомство НКВД, но мы с Зузанной не колебались ни секунды. Мы жаждали скорее увидеть папу.