Марта Холл Келли - Девушки сирени

Я помогла Полу подняться по ступеням. Наверху мы прошли через уютную комнату с обитыми желтой тканью стенами в хозяйскую спальню Пола и Рины.

Кровать с белым стеганым одеялом и подушками с наволочками из сине-белого тика была маловата для такого высокого мужчины, как Пол.

Вечером я пододвинула кресло к кровати и смотрела, как он спит. Потом прикорнула на диване у окна.

Незадолго до рассвета Пол позвал:

– Рина?

– Нет, Пол, это Кэролайн.

– Кэролайн? Мне так холодно.

Я укрыла его своим одеялом.

– Я подумал, что в госпитале, – сказал он.

– Нет, дорогой, ты дома.

Он заснул раньше, чем я успела договорить эту фразу.

Я чувствовала себя немного неуютно, начав хозяйничать в кухне Рины. Все медные кастрюли по-прежнему сверкали. На полках аккуратно сложены стопки наглаженных салфеток. Во Франции было плохо с продуктами, а мясо и овощи совсем трудно достать. Поначалу я импровизировала. На продуктовые карточки можно было купить немного картошки, вялой морковки и хлеб. Люди в основном питались жидким супом и тостами. Потом я обнаружила в мамином кухонном шкафу настоящий клад: патоку, овсяные хлопья и чайные пакетики. А спустя еще какое-то время узнала – на черном рынке можно купить все, что захочешь, были бы деньги.

Каждый день я давала Полу приготовленное по рецепту моей прабабушки Вулси питье, с помощью которого она ставила на ноги раненных в битве при Геттисберге солдат. Ну и еще в мое меню входило несколько блюд по ее рецептам, в их числе: крепкий бульон, эгг-ног и рис с патокой. Я сказала Полу, что это любимые блюда моих предков из Новой Англии по женской линии. Благодаря им он с каждым днем набирался сил.

– Может, тебе станет легче, если ты расскажешь мне о лагере? – предложила я как-то вечером.

– Я не могу об этом говорить. Понимаю, ты из лучших побуждений…

– Ты должен хотя бы попробовать. Начни с той ночи, когда тебя забрали из дома. Совсем чуть-чуть.

Пол долго молчал, но потом все-таки заговорил:

– Они пришли без предупреждения. Наверное, думали, что я хорошо отнесусь к их предложению. Рина тогда слегла с простудой. Привезли меня в штаб-квартиру и очень мило сообщили, что хотели бы, чтобы я снялся в парочке фильмов. Разумеется, пропагандистских. Я отказался. Они подержали меня в Париже какое-то время, а потом отправили в Дранси. Думаю, после этого они забрали Рину и ее отца. Тогда только начались облавы на евреев.

– Как они узнали о Рине?

– Они обо всех знали. Возможно, брали информацию из прошений на выдачу визы. В Дранси творились страшные вещи. Даже забирали детей у матерей.

Пол низко наклонил голову и прижал ладонь к губам.

– Прости. Наверное, для тебя это слишком тяжело.

– Нет, ты права. Мне надо выговориться. Нацвейлер. Ты не поверишь…

– Это в Эльзасе? Рожер предполагал, что ты мог там оказаться.

– Да, в Вогезах. Многие умирали просто от холода на большой высоте. Я был таким малодушным. Молился, чтобы Бог забрал меня к себе. Часть лагеря мы построили сами. Новые бараки и… – Пол хотел поднести чашку с чаем ко рту, но не стал пить и поставил чашку на блюдце. – Давай доскажу потом.

– Конечно. Тебе полегчало?

– Наверное.

В тот вечер, укрывая Пола одеялом, я чувствовала себя счастливой – мы добились прогресса.

Днем восьмого апреля я, стоя по щиколотку в ручье за домом Пола, собирала растущий вдоль берега водяной кресс, любовалась цветущим каштаном и глицинией. Пурпурная наперстянка, которую я холила и лелеяла в Коннектикуте, здесь росла повсюду, как самый обычный сорняк. Я услышала, как Пол насвистывает в доме, и улыбнулась. Мужчины насвистывают, когда они счастливы. По крайней мере, с моим папой было именно так.

И вдруг свист оборвался.

– Кэролайн! – крикнул Пол.

Я побежала по траве на его голос.

Упал?

Сердце бешено колотилось в груди. Я влетела в кухню и, оставляя мокрые следы на полу, вбежала в гостиную.

Пол целый и невредимый стоял рядом с радиоприемником.

– Де Голль, – произнес он.

Я перевела дух и успела услышать, как генерал де Голль объявил об окончании войны в Европе:

Честь и слава! Честь и слава во веки веков нашим армиям и их военачальникам! Честь и слава нашему народу, который не сдался и не дрогнул в дни самых тяжелых испытаний! Честь и слава объединившимся народам, кровь, страдания и надежды которых слились с нашей кровью, с нашими страданиями, с нашими надеждами и которые сегодня празднуют победу вместе с нами!

О! Да здравствует Франция!

Мы вышли в сад перед домом и услышали звон колоколов Руанского собора.

– Просто не верится, – пробормотала я.

Да, мы знали, что Акт о безоговорочной капитуляции Германии был подписан накануне, седьмого мая, но осознание того, что это свершилось, пришло, только когда услышали речь генерала де Голля, а наши соседи выставили триколоры в окна и загудели клаксонами своих автомобилей.

Война в Европе закончилась.

Я накинула на плечи мамину косынку и повезла нас в ее парижскую квартиру.

Мы распахнули окна и рассчитывали, что услышим праздничный шум, но Париж в тот день вел себя на удивление тихо, он словно обдумывал новость об окончании войны.

Ближе к вечеру все изменилось. Молодежь заполнила парки и вышла на улицы.

– Пойдем на площадь Согласия, – предложил Пол.

– Может, лучше просто послушаем радио? Боюсь, прогулка в толпе тебе пока не по силам.

– Кэролайн, я не калека. Давай повеселимся.

День выдался теплый, и мы прогулялись до отеля «Крийон» на площади Согласия. Между колоннами этого прекрасного старинного дворца вывесили триколор. Мы праздновали освобождение Франции на площади, где казнили Людовика Шестнадцатого, в этом было что-то сюрреалистическое.

Тени становились длиннее, а люди все прибывали. В толпе тут и там мелькали белые каски – американская военная полиция следила за тем, чтобы проход в посольство США оставался свободным. Мы шли в толпе, люди вокруг дудели в рожки, пели песни, размахивали над головой белыми платками, теснились и толкались, когда мимо проезжал американский армейский джип. Молодые французы, стоя на автомобильных подножках, открывали бутылки с шампанским и бросали цветы в толпу.

С наступлением вечера на площади Согласия впервые с начала войны зажгли фонари. Снова включились фонтаны. Толпа завопила от восторга, когда из рыб у бронзовых морских нимф в руках взметнулись к вечернему небу струи воды. Люди сходили с ума от счастья и мокрые насквозь прямо в одежде танцевали в фонтанах.

Пол выронил платок, какая-то девочка-тинейджер наклонилась и вернула его хозяину.

– Вот, держите, – сказала она, а потом добавила: – Ой, а мне показалось, что вы – Пол Родье.

– Он и есть Родье, – подтвердила я.