Грегор Самаров - При дворе императрицы Елизаветы Петровны

— Точно так, — ответил сержант.

— Так подойдите сюда, приставьте все ружейные дула к этому замку.

Солдаты повиновались.

— Пли! — скомандовал майор.

Выстрелы грянули. Замок и окружавшее его дерево разлетелись вдребезги. Варягин отворил дверь.

С неистовым криком к нему бросился Потёмкин.

— Собирайтесь, собирайтесь, майор! — прохрипел он. — Скачите в погоню за беглецами, если ещё не слишком поздно! Отец Филарет увёз вашего узника. Ему было известно, кто такой этот узник, и если вы знали это, в свою очередь, то поймёте, что с настоящего момента над Россией реет факел, готовый зажечь пожар, и что на вашу голову обрушится ответственность за бедствие, которое проистечёт отсюда.

Варягин закрыл лицо руками и с глухим стоном прислонился к стене.

— Теперь не время стонать и жаловаться, — сурово заметил Потёмкин. — Нужно действовать, потому что от одной минуты может зависеть судьба России.

Майор, выпрямившись, воскликнул:

— Вы правы! И монаху не придётся вторично напоминать солдату о его долге... Запрягайте сани, какие у вас есть, — приказал он подчинённым, — а ты, Вячеслав Михайлович, — прибавил он, повернувшись к Полозкову, — поспеши с отрядом в двадцать человек в город; захвати там столько саней, сколько достанешь, да лошадей только рысистых, годных для быстрой скачки, и доставь всё это сюда. Пусть вся рота выстроится во дворе, готовая к выступлению, снабжённая тулупами, с заряженными ружьями; да пусть захватят как можно больше пороха и пуль!

Солдаты удалились, спеша исполнить приказ командира.

— Вы должны сопровождать нас, — повелительно сказал майор Потёмкину, — Я не отпущу вас от себя ни на шаг. Ведь вы явились сюда с отцом Филаретом... я нашёл вас в комнате узника переодетым в его платье. У меня нет ни малейшего ручательства в том, что вы — не соучастник этого побега; ведь ваш гнев и тревога могут быть притворством.

Потёмкин побледнел; его руки невольно сжались в кулаки; он сделал движение, точно хотел броситься на Варягина. Но тот положил руку на шпагу. Тогда Потёмкин отступил и сказал холодно:

— Вы правы, господин майор, я понимаю, что в вас могло возникнуть это подозрение. Для меня самого очень важно принять участие в преследовании беглецов.

Он поклонился и, стиснув зубы, остался на месте в ожидании.

Надежда выбежала из своей комнаты, оттолкнув старую служанку, хотевшую удержать её.

— Что случилось, батюшка?.. — воскликнула она. — Где Ваня? Что с ним сделали?

— Он бежал, — ответил майор, — отец Филарет увёз его с собою... Какое предательство!

— О, Боже мой! — воскликнула Надежда. — Его убьют!

— Убьют? — качая головой, возразил Варягин. — Нет, дитя моё... но кровь прольётся, если мы не нагоним тотчас беглеца, а может быть, и тогда, когда это удастся, — глухо прибавил он.

— Ты хочешь догнать его, батюшка? — спросила Надежда. — Тогда возьми меня с собою! Я хочу быть при этом. Когда станут отыскивать его следы, моё чутьё подскажет, напали ли мы на верную дорогу. Я должна убедиться в том, что Ваня не убит, потому что тревога за него убьёт меня. Возьми меня с собою, батюшка! Ведь если мы найдём его живым, мой голос успокоит его, мои слова заставят его вернуться.

— Нет... нет, дитя моё, — возразил майор, — оставайся дома! Разве можно тебе сопровождать нас в такой поездке — по зимней стуже, в глухих местах?

— Возьми меня, батюшка, — не унималась Надежда, — или — клянусь тебе — я побегу по твоим следам и стану до тех пор догонять твои сани, пока не свалюсь от усталости и не замёрзну в снегу.

Нежная, тихая девушка точно сделалась старше в это мгновение на целые годы, в глазах её светилась непреклонная воля.

Варягин заколебался.

— Мне кажется, Надя права, — вмешался Потёмкин, — если мы найдём узника, то она одна сумеет уговорить его добровольно вернуться назад.

— Клянусь тебе, отец, — воскликнула девушка, — что я последую за тобою. Никто не может принудить меня оставаться здесь, находясь в неизвестности о судьбе моего друга! У него же нет никого на земле, кроме меня.

Майор потупил голову. Ему казалось невозможным совместить в сердце отцовскую заботу с долгом солдата.

— Ну, ладно, — сказал он, — будь по-твоему! Только обещай мне держать себя в дороге спокойно и слушаться моих приказаний. Мы отыщем беглеца, и всё опять пойдёт по-старому, — прибавил бедняга таким тоном, который ясно доказывал, что он сам не верит своим словам.

С радостным криком бросилась к нему Надежда и поцеловала его руку.

Запряжённые сани были поданы к крыльцу. Рота стояла во дворе под ружьём. Полозков вернулся со своим отрядом из города. Он с неумолимой поспешностью, какою отличалась в тогдашней России царская служба, набрал множество саней, запряжённых крепкими лошадьми. Майор оставил дома только десять человек в виде гарнизона острога, остальных же солдат разместил по саням, приказав им предварительно запастись съестным, потом он надел шубу и, заботливо укутав дочь, посадил её в сани между собою и Потёмкиным. Длинный поезд выехал, наконец, в зимнюю ночь, сопровождаемый испуганными взорами жителей, столпившихся у городской заставы.

Майор приказал ехать медленно и зорко всматривался при сиянии звёзд в снежную целину.

— Вот! — воскликнул он. — След!! Он ведёт к полю. Видишь ты эти колеи, — спросил он кучера, — и следы конских копыт? Поезжай по ним, только смотри, не сбейся в Сторону; ты отвечаешь мне головой! Ну, пошёл, с Богом!

Возница прищёлкнул языком и взмахнул кнутом над головами лошадей, которые помчались во всю прыть.

Майор не упускал из виду следов, тянувшихся по снегу. Остальные сани ехали за передними гуськом. Они неслышно скользили по снежной равнине, напоминая воздушный полёт ночных духов; сияние звёзд играло на стальных ружейных дулах в руках солдат, снарядившихся точно в поход, тогда как на самом деле они пустились догонять только безоружного монаха и юношу, едва вышедшего из отроческих лет.

Когда сытая монастырская тройка помчала лёгкие саночки по безбрежной снеговой равнине, Иоанн Антонович взмахнул от восторга руками и невольно издал громкий, торжествующий клик, обращённый к необъятному звёздному небу, точно птица, которая, вырвавшись из клетки, сначала пугливо и неуверенно заводит песню, расправляя крылья для полёта в вольном воздухе.

Однако отец Филарет положил свою тяжёлую руку на плечо юноши и сказал серьёзным, торжественным голосом:

— Ты не должен ликовать, потому что мы находимся ещё в начале своего пути и сделали по нему лишь несколько шагов; исход же всякого человеческого начинания известен только Богу. Итак, вознеси душу свою к Господу и умоляй Его, чтобы Он милостиво вёл нас дальше и послал Своих ангелов и святых навстречу нашим преследователям, чтобы задержать их и отвратить от нашей дороги.