Грегор Самаров - При дворе императрицы Елизаветы Петровны

— О, Боже Великий, — воскликнул Иоанн Антонович, — ты защитник несчастных, гонимых, порази этих разбойников, преследующих меня!

Губы юноши дрожали, глаза лихорадочно горели.

Отец Филарет мрачно смотрел в землю.

— Есть возможность добраться до леса раньше, чем они нагонят нас? — спросил он кучера.

— Я думаю, что возможно, батюшка! — ответил кучер, тоже весь дрожа и беспокойным взглядом измеряя всё уменьшавшееся расстояние между ними и погоней.

— В таком случае гони лошадей что есть духу! — сказал отец Филарет. — Солнце уже садится, и если нам удастся добраться до леса, то в темноте они не увидят нас.

Кучер ударил по лошадям, и сани стрелой понеслись вверх по лёгкому возвышению, граничившему с еловым лесом.

— Это не спасёт нас, батюшка, — сказал кучер, поворачиваясь к отцу Филарету, — они нагонят нас у самой опушки леса, и нам не удастся укрыться.

— Погоняй скорее, — ответил монах. — Как только подъедем к лесу, я со своим спутником выйду из саней, а ты продолжай ехать по дороге, пока погоня не настигнет тебя. Ты дашь себя захватить и скажешь, что мы выскочили из саней и скрылись налево, в лесу. Мы же направимся вправо и укроемся где-нибудь.

— Ахти мне, бедному! — воскликнул кучер, всё сильнее подгоняя лошадей. — Они убьют меня или сошлют в Сибирь!

— Они не сделают этого, — возразил отец Филарет, — если ты спокойно заявишь, что мы убежали и угрожали тебе, если ты не будешь спокойно продолжать свой путь; и это будет правда, — сказал он, вынимая из шубы пистолет и направляя дуло прямо на кучера. — Если ты выдашь нас, — продолжал он, — то святая Церковь, служителями коей мы состоим, проклянёт тебя как в земной, так и в будущей жизни. Если же ты поступишь так, как я говорю тебе, то всемогущая святая Церковь найдёт средство спасти тебя от наказания здесь, на земле, и пошлёт тебе царствие небесное.

Кучер на мгновенье опустил голову, а затем сказал спокойным тоном:

— Я сделаю так, как вы мне велите, батюшка; но, молю вас, не забудьте меня!..

— Будь покоен, — ответил отец Филарет торжественно.

— Заступничество святой Церкви и десница высокопреосвященного охранят тебя.

Сани неслись по направлению к лесу всё быстрее и быстрее; Иоанн Антонович следил за преследователями широко открытыми, остановившимися глазами. Гул лошадиных копыт раздавался всё громче и внятнее. Солнце зашло, на снежную равнину спустились ночные тени, на небе загорались звёзды. Опушка леса была уже близко, по краям дороги появился ельник; ещё четыре-пять минут — и лес был бы достигнут. Но вдруг лошади снова остановились.

На этот раз не кучер заставил их остановиться; лошади сами остановились, как вкопанные, и пугливо сдвинули головы. Затем они беспокойно рванулись и хотели понести в поле; когда же кучер сдержал их всей силой, они взвились на дыбы и попытались вырваться из упряжи.

— Что случилось с лошадьми? — воскликнул отец Филарет. — Гони их, гони, нельзя медлить ни минуты!

— О, Боже! — воскликнул кучер с ужасом. — Святые угодники покинули нас, мы погибли: смерть и пред нами, и позади нас. Посмотрите туда или нет, сюда, — продолжал он, указывая концом кнута, — нам не добраться до леса, а если доберёмся, то неминуемо погибнем.

Отец Филарет посмотрел в темноту, по направлению, указанному кучером, и увидел тени, двигавшиеся по снеговому полю и всё приближавшиеся к их саням.

— Это волки, батюшка, их целая стая, и они всё ещё прибавляются из лесу; они голодны и, почуяв поживу, становятся безумны и отважны.

Тёмные очертания хищников уже совсем приблизились, были слышны их хриплое дыхание и глухое, зловещее рыканье.

— Стреляйте, батюшка, стреляйте! — крикнул кучер, между тем как лошади снова поднялись на дыбы.

Отец Филарет прицелился в надвигавшуюся стаю, послышался выстрел, а за ним громкий вой раненого зверя, подхваченный диким рёвом со всех сторон. На один момент грозные тени отступили, но позади уже ясно слышалось громкое понукание лошадей. Кучер взмахнул кнутом, и лошади понеслись к лесу бешеным галопом, но вскоре они снова остановились и с громким ржанием взвились на дыбы, пред стаей волков, глаза которых светились, как раскалённые угли. Отец Филарет снова выстрелил, но на этот раз сомкнутая стая голодных хищников не двинулась с места; наоборот, вызов, казалось, усилил их отвагу, и они продолжали медленно надвигаться. Лошади взвивались всё выше и выше, ударяя передними копытами; затем вдруг, одним прыжком из передних рядов, волк бросился на шею коренника; удар копыта попал в разъярённого зверя, он громко взвыл от боли, но не отступил, а вцепился зубами в горло лошади, старавшейся высвободиться и отчаянно ржавшей. Это послужило сигналом к всеобщему нападению. Ещё момент — и голодные звери набросились на лошадей. Началась отчаянная свалка, причём лай и вой волков всё более и более заглушали испуганное ржание лошадей. Сани опрокинулись, отец Филарет, Иоанн Антонович и кучер были выброшены в снег.

Погоня миновала реку и мчалась уже вверх по пригорку.

— Бегство невозможно, — в полном отчаянии сказал кучер. — Когда волки покончат с лошадьми, они примутся за нас.

— Лучше быть растерзанным волками, чем снова попасть к мучителям в руки, — воскликнул Иоанн Антонович, бывший в полном отчаянии.

Отец Филарет выпрямился во весь рост, держа в своей могучей руке рукоятку кинжала, и мрачным взором следил за приближавшимися санями. Через несколько минут подъехали первые сани. Из них выскочили майор Варягин и Потёмкин, а за ними Надежда, не обращая внимания на холод, прыгнула прямо в снег.

— Именем императрицы, стойте! — крикнул Варягин, быстро подбегая к отцу Филарету с обнажённой шпагой.

В этот момент подъехали остальные сани, солдаты вышли из них и, сомкнувшись в ряд, с оружием в руках, последовали за майором.

— Мы стоим, как видите, майор Варягин, — произнёс отец Филарет громким голосом, — потому что волки, служащие аду, пожирают наших лошадей. Но что вы хотите от нас? Зачем преследуете нас? Я запрещаю вам дальше двигаться, — воскликнул он, простирая руку, — я священнослужитель святой Церкви, и никакая земная власть, кроме архиепископа, не имеет права предписывать мне законы или ограничивать мою свободу. Отступите, или проклятие Неба падёт на ваши главы!

— Мне нет дела до Церкви, — ответил Варягин. — Если духовное лицо вмешивается в круг обязанностей солдата, то солдат имеет право арестовать его, а если понадобится, то применить против него оружие, и я воспользуюсь этим правом. Вы похитили узника, за которого я отвечаю своей головой, и я требую его возврата, вас же пусть судит ваше начальство, которому я передам вас; оно сумеет покарать вас за преступление против царских законов.