Алексей Черкасов - Сказания о людях тайги

— Откуда быть «особым заслугам»? И кроме того, не в партии я.

— Не в партии?!

— Оборони бог! Казак я, а по званию — хорунжий. К большевикам сопричастен только по перевороту в октябре.

— «Сопричастен»? — крайне удивился капитан, внимательно разглядывая рыжебородого гостя. — Ка-азачий хо-орунжий?

— Так точно.

— И — слу-ужили у бо-ольшевиков? — пуще того удивился седой капитан, что-то обдумывая.

— Сподобился, как другого поворота не было.

— По-онимаю! «Другого поворота не было»! — качал головой напористый капитан. — Ну, а если бы «поворот» представился?

— Был и такой момент, когда генерал Краснов с отборными донцами шел на Петроград свергать Советы.

— И как же?..

— Разгромили в три дня красновцев, а самово генерала доставили к Ленину в Смольный.

— Кто разгромил?

— Матросские отряды, красногвардейские полки, артиллерия с кораблей Балтики, а так и наших две сотни енисейских казаков.

— Па-ара-адоксально! — воскликнул капитан. Ной не знал смысла слова «парадоксально», но не стал спрашивать, а капитан: — Казаки, и — за большевиков с Лениным!.. Извечные враги всех социалистов! Этого я, извините, понять не могу. Я ведь тоже когда-то состоял в партии наиболее революционной — социалистов-революционеров, кое-что знаю о казаках из своей судьбы препровожденного на вечное поселение в не столь отдаленные места нашей благословенной Российской империи, ныне рухнувшей и разбившейся вдребезги! Печальная и страшная судьба постигла Россию, извините. Страшная судьба!

Вот теперь для Ноя прояснилось: серый!..

— Ну, а куда же вы теперь едете, извините? Понятно, в Красноярск. А из Красноярска? Отступать на коне в тундру?

— Пошто — в тундру — хлопал глазами Ной.

— Но ведь красные из Красноярска бегут на пароходах вниз по Енисею. Не знаете? Ну, как же вы! Пять пароходов должно уйти завтра с товарищами интернационалистами и совдеповцами! Правда, бои еще продолжаются на Клюквенском фронте и где-то под Мариинском. Но бои безнадежные. Совершенно безнадежные! Наступают на Красноярск отборные чехословацкие легионеры, прекрасно вооруженные, а с ними белогвардейские части, в том числе — казаки! Казаки!.. Разве вы не читали последний номер «Свободной Сибири»? Напрасно, напрасно. Газеты — это информация нашего страшного времени, без чего нельзя жить. Надо же иметь хотя бы приблизительное представление, что происходит в мире и прежде всего у нас в России!

— Без газет расскажут обо всем люди, — спокойно пояснил Ной. — А в газетах, как знаю по Гатчине, шибко много бессовестно врут.

— А кто сейчас не врет бессовестно? — спросил капитан. — Все партии, сударь, изолгались до крайней степени. Понятно, независимых и объективных газет нету. Но ведь газеты надо уметь читать. Это же азбучное понятие для любого интеллигента.

— Я не интеллигент, казак просто. Только с пашни, из станицы.

— Вы едете с красногвардейцами?

— Должно, с ними.

— Не думаю, что вы успеете со своими мобилизованными мужиками послужить совдеповцам на каком-то фронте. Не успеете. Ну, а за сим на пароходы и в тундру!

— Пошто — в тундру? — сверлило Ноя.

— Ну, а куда же, извините? В низовьях Енисея — тундра!

Помолчав, сведущий капитан сообщил:

— Всех капитанов пароходов совдеповские военные власти предупредили, что они не оставят в Красноярске ни одного парохода, чтобы их не могли догнать белые. Это же детская наивность! Не хотел бы оказаться в их положении.

Ноя сквозняком прохватывало: это ведь касается и его головы! В тундру он не попутчик товарищам. Оборони бог! Лучше в тайге отсиживаться до нового светопреставления.

— Я свои соображения высказал позавчера товарищам на пристани в Даурске, — продолжал капитан. — Приказано исполнять и не думать. Что ж, будем исполнять. Такова судьба всех мобилизованных, хотя с парохода у меня успели убежать два помощника машиниста, лоцман и четыре матроса. Сейчас пароход охраняют красногвардейцы с военным комендантом. Так что мы под арестом.

Ной не поддерживал разговора — соображение складывал…

— А ведь можно было иначе решить вопрос, — продолжал капитан. — Если уж уходить, то на Минусинск.

— Извиняйте. Но у красных, думаю, тоже головы не дубовые. Они знают, что казаки здесь, да и крестьянство их покуда не поддержит, — ввернул Ной.

— Казачьи станицы в уезде были бы блокированы и разоружены. Это во-первых. А во-вторых: в конце концов есть возможность отступать через Саяны в Урянхай, а там через Монголию в совдеповский Туркестан. Дорога длинная, но не столь безнадежная, как тундра.

Ной уразумел одно: приспело «мозгами ворочать». Может, не садиться на пароход вовсе, а сразу дунуть в тайгу, как он сам присоветовал Саньке? Но ведь кто-то же проявил о нем заботу, кроме Селестины Ивановны? Патрончик-то наганный у него в кармане! «Не берут ли меня на пушку серые? — подумал. — Вызовут опосля к стенке!» И так может быть. Но лучше уж все узнать в Красноярске доподлинно и в случае чего на коня и прочь берегом Енисея к себе в уезд и — в тайгу!.. Это еще успеется.

— Впрочем, теперь уже рассуждать поздно, — подвел черту капитан. — Пароходы, возможно, ушли, а за ними и два наших — «Тобол» и «Россия». Получается, как у графа Толстого в его романе «Война и мир». Платон Каратаев, мужичок забавный и премудрый, утешая барина Пьера Безухова, говорит ему: чаво, мол, беспокоитесь, барин? А если не вас убьют завтра французы, а меня? Того, говорит, никто не знает. Потому, как рок головы ищет. Так и здесь — рок головы ищет! А в каких вы отношениях, извините, с моей племянницей?

— Да просто знакомые по Гатчине. Встречались там и здесь один раз побывал у Селестины Ивановны на пасеке.

Капитан натянул форменный китель, застегнул на все медные надраенные пуговицы, фуражку надел и пошел с Ноем. Нашли боцмана — пожилого человека, и капитан распорядился предоставить каюту товарищу Лебедю в первом классе.

— Мы еще встретимся с вами, Ной Васильевич, — попрощался капитан. — Заходите ко мне в каюту или в лоцманскую рубку. Поговорим.

— Рад буду, — кивнул Ной и ушел с парохода, сел на Савраску, поскакал на тракт: батюшка Лебедь должен вот-вот подъехать к городу.

Дождь перестал, но небо так заволокло пасмурью со всех сторон, что солнышку негде было прочикнуться.

Батюшка Лебедь на паре гнедых в рессорном ходке ехал один — Лизушку не взял: куда ее в этакую мокропогодицу?

— Чуток сам не утоп на переездах чрез речки. Эко вздулись! Как токо обратно проеду? Хучь бы сеногнойные дожди не зарядили. У тебя как? Ладно?

— Слава богу. Поплыву на «России». С капитаном договорился.

— Не пристукают эти, из УЧК?

— Им не до меня! Красногвардейцев будут отправлять в Красноярск. Подошел еще один пароход — «Тобол».