Юрий Трусов - Золотые эполеты

— Понимаешь, — объяснял он Пьеру причину обструкции, которую он получил от Богданы. — Я даже представить не мог, что этот «розанчик» такая бесчувственная осина, понимаешь, не представлял. Скажи, дорогой, какая девица устояла бы, если перед ней такой, как я, гусар пал на колени? А эта… Черт знает, что!

— Я тебя предупреждал, что ее соблазнить невозможно, — осмелился напомнить о своих прогнозах Пьер.

Его напоминание оказалось маслом, пролитым в пламя. Оно лишь увеличило ярость Ромула.

— Чепуха! Говорю тебе, чепуха! Нет женщины, которую нельзя покорить. Просто я не знал, что у нее такая рыбья кровь. Что она такая тупица.

Проханов чувствовал себя глубоко обиженным. И Богдана, и ее жених сейчас казались ему людьми, грубо и глубоко оскорбившими его.

Перед отъездом из Трикрат он опять говорил Пьеру о своей обиде и без обиняков просил у друга помощи в этом щекотливом деле.

— Прошу тебя, если ты мне настоящий друг, то покарай за меня эту девку и ее кавалера, да так, чтобы им неповадно было.

Пьер пообещал.

Хотя хозяйка Трикрат старалась свою новую горничную оградить от неприятностей, но все ж они прорывались сквозь все оборонительные заслоны Натальи Александровны. Уж слишком много зависти и недоброжелательства вызывала новая жизнь Богданы в усадьбе, которая остальным жителям поселка почему-то казалась очень легкой и сладкой.

Для многих жителей было совершенно непонятно, почему помещики Скаржинские оказывают такое покровительство Кондрату Малому, его матери-гречанке Елене, да еще и ее невестке. Чем объяснить такое благоволение знатных господ к беднякам простолюдинам? Многие поселяне за давностью лет позабыли ту фронтовую дружбу, которая существовала между барином Виктором Петровичем и дедом Кондрата Малого — Кондратом Большим. А многие, чья память была покрепче, — увы! — уже поумирали. Новое поколение даже стало сочинять всякие догадки на этот счет. Придумывали, что Кондрат Малый внебрачный сынок Виктора Петровича, а другие говорили, что он внучатый племянник… Объясняли, что, мол, только Наталья Александровна с ее ангельским характером может терпеть такое. Поселковые бабы искренне жалели ее: «И чего она, голубушка, не прогонит Еленку — носатую гречанку с ее сыном из поселка». Такие слухи доходили и до Натальи Александровны.

— Маман, — сказал Пьер. — Мы должны заботиться о доброй репутации нашего семейства. Мы не должны якшаться с простолюдинами.

— Ты, милый, совершенно неправ. Во-первых, это семейство не менее благородно, чем наше. Оно отмечено народным героизмом и, кроме всего прочего, вспомни-ка, твои предки такие же казаки-сечевики, — ответила Наталья Александровна.

Пьер вспыхнул. Хотел было возразить. Пристально, нелюбезно смерил взглядом маман, но одумался, и злая фраза замерла на его губах. Он давно уже не обращал внимания на мать, а Наталья Александровна сильно изменилась за последнее время. Седые волосы выглядывали из-под чепца. Возле по-прежнему молодых, блестящих глаз пролегли морщины. И Пьеру вдруг стало очень жалко маман. Он невольно пробормотал, целуя ей руки:

— Ты, как всегда, права. — И поспешил на свою половину.

Совсем по-другому реагировали на переселение Богданы в барскую усадьбу ее отец, мачеха и соседи. Батька Богданы считал себя просто ограбленным с уходом дочери из-под его власти. Правда, Виктор Петрович и Кондрат пообещали ему дать еще денег. И хотя он не сомневался в их обещании, но все же ему не терпелось получить добавку. А тут еще супруга его Марфа осатанела от жадности и нетерпеливо напоминала ему об обещанном:

— Обманут они тебя! Ей-богу, обманут. Надо тебе, старому дурню, послушать меня и немедленно отвезти твою Богдану в Балту и отдать ее этому старому козлу. Он бы дал денег, может, поболее за нее. Ей-богу, поболее.

— Не обманет барин, — успокаивал он супругу. Но у самого, как говорится, кошки скребли на душе. Мало ли что может случиться. Не ровен час, барин-то уже в годах и может помереть. А Кондратка Малый — голь перекатная, что с него возьмешь, тогда и пропадет «добавка». А эти добавочные гроши ой-ой как пригодились бы ему. В душе он понимал, что супруга права. Ему даже хотелось выманить дочку из усадьбы, связать и отвезти в Балту к трактирщику, но останавливал страх перед Скаржинским. Все же он барин, и власть у него огромная, и ежели ссориться с ним, то, пожалуй, надо бежать из его вотчины, спасаясь от барского гнева. Это и заставило отца Богданы смириться. Он изредка наведывался с супругой в усадьбу, объясняя свои визиты тоской по дочери. Богдана принимала отца более чем холодно. Даже не смотрела в его сторону, а с мачехой не здоровалась.

На просьбы отца дать деньги Богдана однажды дала ему рубль, а в другой раз вышла из комнаты. Отцовская жадность вызывала в ней отвращение.

После того как уехал Кондрат, сосед Яшка-кучер раскрылся сразу. Он ночью измазал ворота Богданиного дома дегтем. Это вызвало торжество у всех ее недоброжелателей. По поселку поползли слухи о Богданкином девичьем бесчестье, теперь ее батька с матерью получили хороший предлог употребить свою родительскую власть над беспутной дочерью. Они немедленно явились в усадьбу и потребовали, чтобы Богдана вернулась домой.

— Отдайте, отдайте паскудницу под власть родительскую! Она меня обесславила. Я же ее батько, я за нее в ответе, — сказал он Наталье Александровне.

Его поддержала жена.

— Отдайте ее, отдайте нам. Стыдно вам, барыня, такую возле себя держать. Мы ее быстро от паскудства отучим, — заголосила мачеха.

Наталья Александровна глянула в злые родительские глаза и поняла, что ожидает Богдану, если ее выдать свирепым родителям. Она была подготовлена к визиту. Еще до их прихода, ранним утром, к ней пришла взволнованная Елена и рассказала, что ворота дома Богданы измазали дегтем.

— Кому-то очень хочется обидеть и моего сына, и мою невестку.

Разлучить их, унизить. Не поддавайтесь на эту грязную клевету, Наталья Александровна! — просила Елена. — Богдану я в обиду не дам.’

Она распахнула короткий плащ-накидку, и Наталья Александровна увидела пистолет, засунутый за широкий пояс.

— И вы умеете им пользоваться? — удивилась Наталья Александровна.

— Когда-то била без промаха, — взялась за инкрустированную рукоятку пистолета гречанка.

— Не надо. Я думаю, что дело до стрельбы не дойдет, — усмехнулась Наталья Александровна. — Я сумею отстоять Богдану!

— Особенно надо уберечь ее от грубых родителей, они наверняка явятся сюда, чтобы показать свою родительскую власть, — сказала Елена.

Хозяйка Трикрат поняла, что она должна проявить решительность, и родители Богданы встретили такой отпор, которого не ожидали.