Юрий Трусов - Золотые эполеты

Многое было непонятно Наталье Александровне в истории Богданы, в ее отношениях с Кондратом. И странным казалось ей то, что Виктор Петрович — человек щедрый, не мелочный — проявил скупость. Не дал денег — откупного ее отцу, чтобы избавить Богданку от назойливых притязаний ее жадного родителя. Неясно, почему отложили свадьбу Богданки. Ее беспокоила тревога, которую она улавливала в поведении своей горничной, а так же ее грустная задумчивость. Последнее можно было объяснить разлукой ее с женихом, которого она, несомненно, очень любила… Что ее может тревожить?

Наталья Александровна была наблюдательным, чутким человеком, поэтому убедилась, что Богдану мучают какие-то очень серьезные мысли. Хозяйке Трикрат было искренне жаль это юное создание. О том, что эти тревоги серьезные, она не сомневалась. Ежедневно общаясь с Богданкой, убедилась в ее живом уме, способности самостоятельно и трезво рассуждать. Именно это и заставило ее, когда они однажды остались наедине, спросить Богдану:

— Скажи, дорогая, что тебя тревожит? В чем причина твоей вечной озабоченности, будь откровенна со мной. Ведь ты убедилась, что я твой друг и все готова сделать, чтобы помочь тебе.

Выслушав свою благодетельницу, Богдана глубоко вздохнула, и Наталье Александровне показалось, что она сейчас поделится с ней всем, что ее мучает, но молодая девушка только глубже вздохнула, крепко сжала губы, лицо ее вдруг окаменело, а в темных глазах блеснули слезы. Она обняла Наталью Александровну, уткнулась лицом ей в грудь и зарыдала.

Хозяйка Трикрат растерялась. Она была растрогана таким проявлением чувств своей воспитанницы. Понимала, что та не хочет или не может с ней быть до конца откровенной. «Что ж — не буду более тревожить бедняжку. Ей, видно, и так нелегко», — решила хозяйка усадьбы. В глубине души она чувствовала, что Богдане хочется доверить свою тайну, но есть какие-то причины, мешающие сделать это.

Наталья Александровна не ошиблась в своей догадке. Она была первая и единственная женщина, которая вызвала у Богданы самое искреннее уважение и доверие. Свою матушку Богдана помнила очень смутно, потому что та умерла, когда ей было всего лишь три года, а мачеху она глубоко презирала.

Почему же тогда не могла распахнуть перед ней свою душу и поведать все без малейшей утайки?

Хотя поселок Трикрат заселен совсем недавно, жители придерживались старинных, добрых обычаев, где жених и невеста проходили предварительное сватовство, смотрины, помолвки-«заручення». Жених за то, что преступал дозволенное до свадьбы, терял всякое уважение в глазах крестьянской общины.

Первое время, еще до отъезда Кондрата в Петербург, Богдана не испытывала тревоги. Но потом она почувствовала тошноту, какое-то необычное физическое состояние, которое натолкнуло ее на мысли о беременности. Она ни с кем не могла поделиться своими предположениями. По ночам, лежа в постели, Богдана исследовала свое обнаженное тело. Ничего пока не было заметно. Но она ощущала, что там, где-то глубоко в ее чреве, зреет ее будущее дитя. Об этом свидетельствовали едва уловимые движения ребенка. А иногда ей казалось, что это лишь игра ее воображения. Чувствовала она себя хорошо, но хотелось ей лишь одного, чтобы скорее приехал Кондрат. Ведь он был единственным человеком, с кем она могла посоветоваться, рассказать ему о своих подозрениях, страхах. Написать Кондрату об этом она не решалась. А он не догадывался. На все ее просьбы немедленно возвратиться он отвечал одно и то же, что пока его задерживают неотложные дела.

Никому она не могла рассказать о своем положении: ни матери Кондрата, ни Наталье Александровне. Ведь этим не только себя опозорит, но и любимого. Вот почему, когда ее благодетельница призывала поведать ее тайну, Богдана задрожала. Как ей хотелось раскрыться перед этой доброй женщиной, облегчать свою душу, но тут она вспомнила о Кондрате и поняла, что своей откровенностью предаст родного человека. Слова признания, готовые сорваться, замерли на ее губах. Она чувствовала себя виноватой перед своей благодетельницей и заплакала от горя, что не может быть искренней с ней.

Она понимала всю безысходность своего положения. Что будет, если Кондрат не приедет к тому времени, когда уже нельзя будет скрывать беременность. Другое дело, если он вернется. Тогда они уедут в чужую сторонку, где она сможет родить ребенка. Она верила в своего жениха и знала, что Кондрат Малый ни за что не выдаст ее на посмешище недоброжелателям и завистникам. Эту уверенность не поколебали даже измазанные дегтем ворота ее дома. Никто никогда не видел ее слез, и она ни за что не выдаст ни своей тайны, ни тайны Кондрата.

Ну, а если ее возлюбленный почему-то задержится и приедет слишком поздно, то она найдет достойный выход и такой, что никто никогда не узнает об их общей тайне.

К удивлению Богданы, все, что она скрывала, сумела разгадать Наталья Александровна. Об этом она без обиняков сказала ей:

— Ты, моя милая, наверное, беременна и скрываешь это от меня потому, что не хочешь, чтобы пострадала репутация Кондрата. Не бойся, я никому даже не намекну об этом.

Наталья Александровна поцеловала смущенную и недоумевающую Богдану.

— Учти, я прожила долгую жизнь и многое повидала на своем веку. А ведь жизнь каждого человека — увы! — удручающе однообразна. Как и все наши стремления, как все наши мечты и желания, в том числе и любовь. Я подумала, что заставляет тебя скрывать от меня свои тайны? И догадалась, что это тайна не только твоя, но и человека, которого ты любишь. Кто может быть таким человеком? Конечно, твой жених. А какая такая тайна может быть между вами? Конечно тайна вашей близости.

— Ой, не говорите такое! — прервала ее Богдана. — Ради Бога… — Она закрыла руками пылающее от стыда лицо.

— И стыдиться тут нечего. Ваше будущее дитя — плод самой святой, самой чистой бескорыстной любви. Я помогу тебе скрыть твою тайну, чтобы ничто не огорчало тебя. Вызову самого лучшего врача из Петербурга, чтобы он наблюдал за нормальным ходом твоей беременности.

Эти слова привели в ужас Богдану.

— Не делайте этого, Наталья Александровна! — закричала она и бросилась перед ней на колени. — Не делайте этого, прошу, умоляю. Хозяйка Трикрат с удивлением посмотрела на нее.

— Понимаю, ты боишься огласки. Так мы вызовем из Петербурга Кондрата, и тут местный священник повенчает вас.

Но и это предложение было отвергнуто Богданой.

— Не надо! Прошу вас — не надо!.. — в истерике твердила она.

— Так что же ты хочешь, моя девочка? — спросила с недоумением хозяйка.

— Лишь одно, умоляю, никому нечего не говорите. Никому!

— Хорошо. Твоя тайна не выйдет из этой комнаты. Обещаю. Но пойми, милая, ее дальше будет трудно скрывать. Чем раньше она перестанет быть тайной, тем лучше. Ты понимаешь это?