Леонид Бляхер - Хроники Герода (Перечитывая Флавия)

Минуло полтора года. На холме, возвышающемся над Ерушалаимом, стояла группа всадников, располагавшихся в двух сторон от мужчины в алом плаще с золотым венцом на голове. Стройка еще продолжалась, но город уже жил. Вдоль улиц теснились дома. Лачуг почти не было. Царь выдавал всем жителям достаточно средств, чтобы дома были достойны столицы. Уже видна была главная улицы, окаймленная колоннадой, выходящая на широкую, мощенную камнем площадь. По ее краям строители доделывали портик, придающий центру торжественности, да и просто укрывающий в жару. Двойная стена вновь окружила Святой город, а через распахнутые ворота лился людской поток.

- Царь, – сказал один из ближних людей, обращаясь к венценосцу, - Город спасен. Не просто спасен. Город расцветает. Хвала Всевышнему, мы смогли сделать это.

- Мы только начали наше дело, Барух. Иудея – это не только Ерушалаим. Это юг и север. Это прибрежная полоса, которая, наконец, стала нашей. Мы сделали много, но нужно сделать намного-намного больше. Наша работа только начинается.

- Только денег для этого в казне почти нет, - печально произнес другой всадник, помоложе, в скромном сером одеянии.

- Ты прав, Симон, нужно делать передышку. Но каждый из нас пусть помнит, что, сколько бы он не сделал, он сделал мало. И надо сделать больше.

Симон разбирал письма. Сколько их приходит со всех концов страны? А сколько из представительств, находящихся за недели и месяцы пути до Иудеи? И каждое нужно прочесть, понять, что в нем, прибыль или убыток, внести в соответствующую книгу. Дел много. А царь только и знает, требует денег. Перестроил весь Ерушалаим. Красиво, конечно. Колоннады, фонтаны. Только после всех этих дел в казне вместо денег только мыши водились. И начнешь ему говорить, что, мол, нет денег, поменьше бы тратить. А он только одно и знает, вкладывать нужно в свою страну. Оно, дескать, всегда сторицей окупится. Что-то, и правда, окупалось. Вот поддержал Герод купцов, которые решили из местных фиников вино делать. И хорошо вышло. Вино это продают и в Антиохии, и в Афинах, и даже в Риме. Купцы богатеют, пошлины растут. А деньги, что купцам некогда дали, давно уже в казне лежат. Или с оливковым маслом тоже хорошая идея вышла. Помог царь тем, кто оливковые рощи по Иудее стал высаживать, да масло жать. Так теперь иудейское масло ценится не меньше, чем греческое. Опять же, казне доход. Это правильно. Тут он царя понимает. Но часто Герод выделывает вещи совсем ему не понятные.

Мало того, что весь год кормил и поил жителей Ерушалаима бесплатно, так еще и деньги им дал, чтоб дома строили, от налогов освободил. Это же, какие убытки? Конечно, люди славили царя. Радовались новым домам. Но казна почти год пуста была. Из доходов дома, из купеческих отчислений за пряности и ткани из далеких стран приходилось оплачивать и воинов, и чиновников, да и все другое. Теперь новое дело царь затеял. Решил по странам проехать, где живут иудеи. Александрия, Антиохия, Эфес, Византий, Рим. Зачем? Симон любил, когда в конце месяца, или года поступления и затраты явно показывали прибыль. При этом, лучше, чтобы затрат было поменьше, а доходов побольше. Только никак это не выходит с беспокойным царем. Пытался Симон говорить об этом и с самим царем. Только тот, как безумный: У нас одна мать – Иудея. Для нее нельзя жалеть.

Говорил он и со старым Барухом бен Моше, который в делах дома значил не меньше, а может и больше, чем сам господин. Старый Барух долго жевал бороду, а потом говорит: Поверь мне, то, что делает господин, это правильно. Просто хорошо служи ему.

Симон не может служить, если не понимает, зачем он делает так, а не иначе. Почему нужно так делать. Он выбрал момент, когда царь, после вечерней трапезы прибывал в благодушном настроении и спросил:

- Господин, а в чем смысл поездки к нашим единоверцам? Какую выгоду она несет? Ответь мне, глупому. Не могу понять.

- Тут все просто, дорогой Симон, - весело ответил царь – Нам нужно починить Храм. Правильно?

- Так, господин.

- А денег у нас на это нет. Так?

- Так, господин.

- Наши единоверцы в разных городах державы молятся Всевышнему, а главный Храм Его стоит в нашем городе, и восстанавливать его мы собираемся сами. Разве это справедливо?

- Не справедливо, господин, но что сделаешь?

- А сделаю я так, чтобы деньги на восстановление Храма дали наши соплеменники из разных стран и городов.

- Как же такого можно добиться? – недоумевал Симон.

- Можно. По крайней мере, мы попробуем.

Все правильно сказал царь, но понятнее не стало. Хотя, говорят, что царя Герода любит Всевышний. Из всех бед он выходит в новой силе и славе. Может и сейчас у него все получится. Симон сокрушенно покачал головой и опять углубился в свои бумаги.

- Так, из Тира поступило пять тысяч денариев…

Иудея постепенно приходила в себя после страшных потрясений, голода и засухи, землетрясения и мора на овец. Постепенно жизнь входила в привычную колею. Опять пастухи пасли свои стада, землепашцы возделывали свои поля и сады. Караваны шли из бесконечной дали в столь же далекое «куда-то». Успокаивался и верхний город в Ерушалаиме. Советы царя и Синедрион заседали, решая что-то вполне важное и не очень понятное для жизни простых людей. Простые же люди просто радовались миру и синему небу, доброму урожаю и отсутствию бед. По крайней мере, больших бед. А не большие? Что ж, небо везде с тучками.

Приходили в порядок и дела Герода. По крайней мере, дела его казны. Несмотря на все затраты, серебро и золото вновь стали оседать в подвалах дворца Ерушалаима. Их еще было мало для тех гигантских замыслов, которые теснились в голове монарха, их еще было мало для его Иудеи, но Герод знал, средства найдутся, если есть мечта и цель, если есть рядом люди, которые верят в эту мечту.

Тишину и покой, наконец, опустившийся на многострадальную Иудею и окрестные земли, всколыхнуло известие: наместником в Сирию назначен не кто-нибудь, а разящий меч императора Октавиана, которого теперь называли Августом, Марк Випсаний Агриппа. Именно Агриппе Август обязан своими главными победами.

Услышав новость, Герод задумался о том, что это значит для его царства, что это назначение значит для Агриппы. Волею судьбы Герод вынужден был не просто «прислушиваться» к вестям из Рима, но часто бывать в Вечном городе, принимать гостей из него.

Ему было известно, что дружба Октавиана, Агриппы и Мецената началась задолго до восхождения Августа к власти. Начиная борьбу, Гай Юлий Цезарь отправил своего болезненного наследника с друзьями в Македонию. Именно Агриппа, а отнюдь не Октавиан был в этой троице лидером. Он был любимцем македонских легионов. Будучи с детства связанным с морем и флотом, Агриппа очень рано заявил о себе, как о талантливом флотоводце. После создания триумвирата именно он стал рядом с Октавианом, более, чем скромно наделенным воинскими талантами. Его усилиями был повержен флот Секста Помпея с его пиратским государством в Сицилии. Он разбил флот Антония при Акциуме. Казалось, ближе, чем он у Августа нет, и не может быть друга и соратника. Но логика и разум отступают, когда на арену истории выходит женщина.