Владимир Муравьев - Слава столетия [исторические повести]
- Название:Слава столетия [исторические повести]
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Детская литература
- Год:1979
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Владимир Муравьев - Слава столетия [исторические повести] краткое содержание
Слава столетия [исторические повести] - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Они встали возле окна, в которое глядела сверкающая молодой зеленью ветка липы.
— Николаю Ивановичу мы помочь ничем не можем, — тихо проговорил Трубецкой и поднял палец вверх. — Его делом занимаются там. Можно только себя погубить.
— Но нельзя же просто ждать!
— Вы — человек не служащий, не чиновный, не родовитый. Что вы сможете поделать? Я, конечно, попытался бы попросить кого–нибудь, если бы не знал, что все равно никто не замолвит слова в таких обстоятельствах, будь он хоть министр. Ждать надо, Николай Михайлович, ждать, придет и для нас пора милости, ибо без вины гонимы… Люди посильнее вас молчат, а вы кто в сем мире? Всего лишь литератор, автор…
Карамзин поклонился и пошел к двери. Князь Трубецкой проводил его до сеней.
Николай Михайлович шел по шумной весенней улице, гремящей колесами карет и колясок, полной говора, смеха, и ничего не слышал.
«Да, я литератор, автор, — думал он, — авторство — моя гражданская должность, и я должен поступить как честный литератор».
И тут Николай Михайлович решил сделать то, чего не посмел бы сделать вельможа, — обратиться к императрице и высказать все публично, чтобы ответ государыни тоже был бы публичным. Он верил, что найдет в обществе если не поддержку, то сочувствие.
И как только он это решил, на душе стало легко.
Во время путешествия по Европе, проезжая Кенигсберг, Карамзин не преминул посетить Канта. И сейчас ему вспомнились слова, сказанные тогда великим философом.
«Мне уже шестьдесят лет, — сказал Кант, — я приближаюсь к концу жизни, и, вспоминая наслаждения, испытанные мною когда–то, я теперь уже не чувствую удовольствия, но, вспоминая случаи, где поступал сообразно с законом нравственным, радуюсь. Назовем этот закон совестью, чувством добра и зла или как–нибудь иначе, но он существует: я солгал, никто не знает, что я солгал, но — мне стыдно».
За два дня Николай Михайлович написал стихотворение «К Милости». Оно было написано в традициях оды; в той стихотворной форме, с которой прилично обращаться к царственной особе. Только не так велико по объему, как полагалось бы оде.
К Милости
Что может быть Тебя святее,
О Милость, дщерь благих Небес?
Что краше в мире, что милее?
Кто может без сердечных слез,
Без радости и восхищенья,
Без сладкого в крови волненья
Взирать на прелести твои?
Какая ночь не озарится
От солнечных Твоих очей?
Какой мятеж не укротится
Одной улыбкою Твоей?
Речешь, и громы онемеют;
Где ступишь, там цветы алеют,
И с неба льется благодать.
Любовь Твои стопы лобзает,
И нежной Матерью зовет;
Любовь Тебя на трон венчает,
И скиптр в десницу подает.
Текут, текут земные роды,
Как с гор высоких быстры воды,
Под сень державы Твоея.
Блажен, блажен народ живущий
В пространной области Твоей!
Блажен Певец, Тебя поющий
В жару, в огне души своей! —
Доколе Милостию будешь,
Доколе права не забудешь,
С которым человек рожден;
Доколе гражданин довольный
Без страха может засыпать,
И дети — подданные вольны
По мыслям жизнь располагать,
Везде Природой наслаждаться,
Везде наукой украшаться,
И славить прелести Твои;
Доколе злоба, дщерь Тифона,
Пребудет в мрак удалена
От светло–золотого трона;
Доколе правда не страшна,
И чистый сердцем не боится
В своих желаниях открыться
Тебе, Владычице души;
Доколе всем даешь свободу,
И света не темнишь в умах;
Пока доверенность к народу
Видна во всех Твоих делах:
Доколе будешь свято чтима,
От подданных боготворима
И славима из рода в род.
Спокойствия Твоей державы
Ничто не может возмутить;
Для чад Твоих нет большей славы,
Как верность к Матери хранить,
Там трон вовек не потрясется,
Где он любовию брежется,
И где на троне — Ты сидишь.
Несколько дней спустя Карамзин встретил князя Трубецкого на Никольской.
— Николай Никитич, я сочинил стихи в защиту Николая Ивановича и перед тем, как поместить в журнале, хочу дать вам на прочтение.
Князь выставил вперед ладонь, как бы отстраняясь от Карамзина.
— Нет, нет, уволь, и читать не буду, не хочу отягощать совесть знанием таких вещей… И ты сам будь осмотрительнее. — Трубецкой перешел на шепот. — О тебе спрашивал Прозоровский. Ничего не могу сказать, поскольку дал слово его превосходительству, но знай: о тебе тоже спрашивали…
Трубецкой быстро поклонился и ушел.
Ода «К Милости» была напечатана в июньском номере «Московского журнала».
19
В августе последовал императорский указ с приговором Новикову. В Знаменском, где в это время жили Плещеевы и Карамзин, он был получен в середине месяца.
«…Впрочем, хотя Новиков и не открыл еще сокровенных своих замыслов, но вышеупомянутые обнаруженные и собственно им признанные преступления столь важны, что по силе законов тягчайшей и нещадной подвергают его казни. Мы, однако ж, и в сем случае следуя сродному нам человеколюбию и оставляя ему время на принесение в своих злодействах покаяния, освободили его от оной и повелели запереть его на пятнадцать лет в Шлиссельбургскую крепость.
Что же касается до сообщников его, Новикова, статского действительного советника князя Николая Трубецкого, отставных бригадиров Лопухина и Тургенева… мы, из единого человеколюбия, освобождая их от заслуживаемого ими жестокого наказания, повелеваем им отправиться в отдаленные от столиц деревни их и там иметь пребывание, не выезжая отнюдь из губерний, где те деревни состоят…»
— Вот и все, — сказал Алексей Александрович, закончив читать указ. — Видимо, вернувшись в Москву, мы уже не застанем в ней наших друзей.
— И возможно, не только тех, которые названы в указе, — добавила Настасья Ивановна.
— Может быть…
Карамзин, подавленный, молчал.
Плещеевы оттягивали возвращение в Москву, где, как они предвидели, их не ожидало ничего хорошего. Но в конце концов в октябре пришлось ехать.
В один из первых дней по приезде Карамзин, как обычно, пошел прогуляться по Тверскому бульвару и сразу же встретил несколько удивленных взглядов, направленных на него. Он сделал вид, что не замечает их, но, увидев князя Друцкого, тоже глядевшего на него с удивлением, подхватил его под руку и пошел рядом.
— Князь, почему вы на меня так смотрите?
— В Москве говорят, что вы арестованы и высланы, как Трубецкой и Тургенев.
— Я жил в деревне.
— Так вас помиловали, как Лопухина?
— Меня и не арестовывали.
— Очень рад за вас! Очень рад! Ведь говорили, что вы в Шлиссельбурге…
Возле университетской лавки Карамзин лицом к лицу столкнулся с Вороблевским.
— Здравствуйте, Василий Григорьевич, рад вас видеть…
— А Кольчугин Никита Афанасьевич так и пропал в Тайной канцелярии, — тихо сказал Вороблевский, опустив голову.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: